Герасимов Михаил Харитонович
Служил я на Западной Украине, Дрогобычской области. Как сейчас помню в ночь на 22 июня я стоял в секрете (на посту), значит. Утром я услышал с западной стороны сильные шумы моторов, и вдруг я увидел над головой, на высоте 5-6 километров большую группу самолетов. Они шли прямо через наше расположение на восток. Это юнкерсы 88, двухмоторные бомбардировщики. Они шли бомбить наши объекты глубокого тыла. Они, эти стервятники, с первого дня войны достигли столицы Украины. А вот Юнкерсы 87, мы их называли с ножками. Это одномоторные бомбардировщики, эти летели бомбить объекты, которые поближе. Потом я услышал движение, и шум в расположении части. Это были подняты по тревоге личный состав части, как я узнал позже, погружен на машины и переброшен на передовую линию Западного фронта. Стояли мы, я не помню, как это село называлось. Рядом был какой-то барский особняк, обнесённый садами и парками. Меня, помню, окликнул начальник караула, снял с поста. Пошли, говорит, грузить имущество, а там, в сараях (складах) были боеприпасы и прочее. До этого момента я прослужил еще очень мало, всего 2 месяца. Для меня, еще необстрелянного молодого бойца, это было, честно сказать страшновато, . Но зато впоследствии хватило всяких невзгод и наук, которые сами подсказывали что надо было делать. Зенитные и противотанковые д-ны, стоявшие в этом особняке были тут же переброшены на передовые позиции. Нам, еще не получившим военной специальности, пришлось быть не около орудий, а как бы обслугой по доставке боеприпасов на передовую, а она была в несколько километров от расположения части. В основном, старослужащие и командиры наших подразделений, пали в первом бою с гитлеровцами. Остатками, мы отходили в район г. Львова с большими боями. Материальная часть была подавлена проклятыми полчищами. После прохождения курса молодого бойца, в срочной порядке мы приняли присягу под тысячью просвистевшими пулями и гулом моторов и рвущихся бомб. Стрелять по врагам было нечем. Впоследствии нас обучали военному мастерству в горячих схватках с врагом. Как-то мне попал в руки бинокль, с которым я потом не расставался всю войну от Сталинграда до Берлина, логова фашистов. Где-то в 1941 году в притоках Днепра, нашей батарее не суждено было продолжить сопротивление. С вынутыми замками из пушек и выведя их из строя мы по приказу перешли вброд реку, не помню названия, шириной, примерно, с Клязьму. Все названия трудно запомнить. Голова нужна была, чтобы запоминать силуэты самолетов, наших, союзных и противника. Мне пришлось всю войну воевать с самолетами противника. Стоя на дежурстве, на батарее с биноклем я должен был самым первым замечать противника в воздухе и опознавать его принадлежность и марку самолета. От этого зависел успех боя. Ошибки не должно быть, иначе может быть стрельба по своим. Говорят, что были такие случаи. Особенно, когда противник движется низко, при внезапном появлении. Бывает, когда наши летчики, возвращаясь с задания, еле дотягивают до своих аэродромов да еще и противник может за ними гнаться. Вот тут смотри в оба. Разведчик в батарее, это глаза и уши её. Без его команды командир никогда не откроет огонь. В моем дежурстве я не припоминаю таких ошибок.В начале войны, за неимением материальной части, мы теоретически изучали пушку. А когда не хватало пехоты, нам давали участок территории, занимать оборону. Мы отстаивали каждый дом, каждую деревню. Хорошо летом можно быстро зарыться в землю. Тогда враг не страшен. А зимой приходилось долбить землю, чтобы сделать себя неуязвимым. Тут и танк не страшен и самолет тоже. А против пехоты были бы патроны. Беда в том, что в первые дни войны наш тыл не снабжал нас патронами, мощи не было. Воевать было все равно, как идти с палкой на вооруженного врага. Никакие героические маневры с нашей стороны не смогли остановить неприятеля, а нас становилось все меньше. Пополнение и патронов надо было ждать. Но мы часто оказывались в окружении фашистов. Немец на машинах за один день мог продвинуться на десятки километров, а нам надо выходить из окружения по полям, по лесам. Это было очень тяжело и досадно. Кто тут виноват, история рассудит.Как-то после одного выхода из окружения, мы, измученные, сырые, голодные в несколько десятков человек сделали привал в одной из деревушек, в саду. Это было уже к осени, после заморозков. Мы уснули, как мертвые. Заснул и наш часовой. А в это время по дороги пошли немцы. Заметив нас, они развернули стволы своих орудий и автоматов и осыпали нас градом огня. Нам оставалось только отойти к лесу, который был за кукурузным полем на расстоянии полукилометра. Их автоматчики с берега прочесали тростник, постреляли по кукурузному полю и поехали дальше. Когда все утихло, я стал думать, куда мне двинуться, надеясь на то, что, кто-то из наших где-то поблизости есть, не все же погибли. Время шло. Стало темнеть. Я решил пробираться к лесу по балке. И вдруг услышал легкое потрескивание в тростнике. Я тихонько окликнул. Мне ответил наш боец Шуляченко, который тоже оказался в таком же положении, как и я. Мы очень обрадовались друг другу. Всё-таки двое - это не один. Мы определили, где запад, где восток и поняли , куда нам двигаться. Когда шли по мелкому кустарнику, услышали разговор других наших выживших товарищей. С ними был наш батальонный комиссар. Это нам повезло. У него были карта и компас. Он будет выводить из окружения. Нас собралось 17 человек оставшихся в живых. Комиссар сказал, что, если не удастся выйти из окружения, пойдем в партизаны. Будем добывать трофейное оружие и продукты. Пройдя несколько километров и выйдя на дорогу, по которой прошел немец, мы заметили следы танка. Дошли до следующей деревни, и одна старушка сказала, что немцы уехали еще засветло. Дальше командир решил остановиться здесь. Малость просушиться, отдохнуть и, может быть, что-нибудь добыть покушать. Тут мы тоже уснули мертвым сном. Старушка нам сварила картошки и сама охраняла наш покой. Это было в стороне от дороги. Прошлое нас научило. На следующий день мы вышли из окружения. Нас направили на сборный пункт. Там людей подбирали в команды и направляли в подразделения по роду их войск. Нас, как зенитчиков, отправили для получения материальной части (пушек). Когда мы получили зенитки, подобрали к ним полностью расчеты. Мы вошли в состав зенитного полка, в котором воевали до конца войны.Я припоминаю ту радость: в войне с немцами нами было сбито 29 самолетов. Приходилось стрелять и по наземным целям, особенно, когда уничтожали последние несдающиеся группировки немцев под Берлином. В составе Юго-Западного, а потом и 1 Украинского фронта пришлось участвовать в окружении Сталинградской группировки. Это в районе города Калач. Потом Орловско-Курская дуга, битва за Днепр, освобождение Киева.В основном, мы на машинах свои пушки таскали. А каково было пехоте-матушке? Сколько сапог они стёрли. пока дошли до Победы. Нас остались единицы тех, что стояли на Западной границы в начале войны. А, когда мы, наступая, миновали госграницу своей родины, мы совсем воспряли духом. Как же, защитили и освободили Отчизну! Если вспомнить битву на Курской дуге, то это - страшная битва. Сильные танковые бои. А авиация в этих боях очень прославилась. Был перевес авиации на нашей стороне. Помню мы стояли на станции Возы, недалеко от станции Поныри. Такие бои, что стрелять зениткам порой невозможно. Летят наши самолеты бомбить их позиции , охраняют их наши истребители, а как появляются немецкие самолеты, завязывается воздушный бой. Помочь бы зенитным огнем, а опасно . Можно врезать в своего. А они гоняются друг за другом, в хвост друг друг другу заходят, не поймешь где, кто. Радовались мы, когда немец загорался. Переживали за наших. Один наш летчик из горящего истребителя выпрыгнул, а парашют у него не раскрылся. Летчик летел до самой земли камнем. Вот было переживаний-то! Далее, проходя и освобождая Польшу, мы видели, что и тут всё разбито и разрушено и сожжено. В нас еще больше разгорались гнев и злоба на гитлеровцев. Когда мы перешли границу Германии, местное население пряталось в подвалах и уходило в леса . Видимо, им внушали, что русские будут мстить. Но мы население не трогали и они, поняв это, перестали прятаться. Победу мы встретили в пути. Нам было приказано после штурма Берлина пойти на помощь чехословацким друзьям. Когда в пути нам сообщили о капитуляции немцев, радости не было пределов. Мы прыгали, палили из автоматов и винтовок в воздух и освобождали фляги.Наш 1-Украинский фронт участвовал в боях под командованием маршала Конева. А до него у нас командовал маршал Ватутин. Он погиб от рук бендеровцев. Такая тоже была мразь.Вспоминаю встречу на Эльбе, когда мы переезжали через понтонный мост на машинах с пушками. А рядом был разрушенный мост. И на той стороне моста нас встречали американцы. Они приветствовали нас, а мы их тоже. Помахали и поехали дальше гнать немцев, догонять победу, от Берлина до Праги.Сколько война принесла мучений и для солдата, и для тыла! Не измерить никакими мерками. Ведь вот, к примеру скажу, для того, чтобы окопаться на огневой позиции надо вырыть котлован для пушки, вместе с нишами и щелями, примерно 36 кубометров надо выбросить. А бывали и такие случаи, что за одну ночь приходилось менять позицию, стало бы еще раз окапываться. А форсирование рек стоило солдату больших жертв, мучений и мужества. Вот на реке Висла у нас погиб командир батареи капитан Жульев, киевлянин. А битва на Одере тоже дорого обошлась нам. Перед войной мы в газетах читали, по радио слышали, что нас никогда никто не застанет врасплох. Такая, мол, у нас техника, авиация. А когда мы увидели под Киевом на аэродроме месиво, то стало жутко. Сказали, что ни один наш самолет не успел подняться в воздух. Это я видел своими глазами, как немец в первый день войны полетел бомбить Киев в 4 часа утра. Наши летчики все спали. Немец подтянул к границе вплотную свои войска Накануне войны Гитлер приезжал, улыбался, паразит. Выпросил нашу пшеницу. Из нее в Германии выпекли хлеб, который мог храниться в упаковке долго. Они думали с помощью нашего же хлеба победить. Ничего не вышло. Ему пришлось, потом говорить другое, когда он натолкнулся на организованную крепкую оборону русских. С моей, мол, техникой да с русским бы солдатом, завоевал бы весь мир.По окончанию войны мне пришлось еще год служить, подготавливать молодых к службе. Мой возраст почти весь погиб на фронте. Не дожили они до демобилизации. Наш, Краснознаменный ордена Александра Невского Черниговский зенитно-артиллерийский полк № 1287, прибыл на стоянку в город Новоградволынск. За войну он был награжден орденами Красного знамени и Александра Невского и назывался Черниговским, потому что освобождал город Чернигов. Медалями «За взятие Берлина» и «За освобождение Праги» награжден каждый солдат и офицер.