Боевой путь солдата (написано Абашкиным Н.Н. в 1957 году)                         

Мне вручили повестку о явке в райвоенкомат, которую я давно ожидал. Ибо многие мои товарищи уже воевали, многих не было в живых, а некоторые успели вернуться с фронта без рук и ног. В дом посыльный вошёл с радостною вестью: "Ровно к двум прибыть в военкомат".          

В полученной повестке  было написано: "Призывнику 1923 года рождения, Абашкину Николаю Николаевичу приказываю: явиться к двум часам дня в Ковеженский райвоенкомат, для отправки на фронт. При себе иметь: две пары белья, на шесть дней продуктов, а также ложку и кружку". Из своего села Ржавец я призывался один. Я попал в 95 запасной полк. Полк занимал большую территорию, теперь уже бывших приволжских лагерей. В этом полку обучали военному делу солдат- новобранцев разным военным специальностям.                                  

В этом запасном полку мы изучали только минометное дело, стреляли каждый день так, что к концу дня все охрипнем. Только и было слышно: «три мины – беглый огонь, пять мин - огонь!!!» Мы  хорошо усвоили такую стрельбу, научились стрелять из боевых мин по целям. Отводилось время по часу, по два и на строевую и политическую подготовку. Особенно помощник взвода нажимал на штыковой бой. И эта учёба, в какой-то мере, пригодилась мне впоследствии уже, будучи на фронте. Учёба в запасном полку продолжалась до 25 июля 1942 года. По заключению экспертной комиссии этого же числа были признаны, что программу усвоили хорошо, время настало для отправки на фронт, достойного пополнен            

Числа 11-12 августа 1942 года, наш эшелон, в котором насчитывалось до пяти тысяч солдат, прибыл на станцию Вязники для формирования 316 гвардейской стрелковой дивизии, той самой Панфиловской дивизии, которая легла костьми, а не пропустила врага в Москву. В одном из населенных пунктов, где размещался штаб легендарной дивизии (правда я и сейчас не знаю, остались ли командиры или солдаты, которые стояли на смерть в районе станции Дубасеково) было распределение нового пополнения по полкам.                

Наступил день отправки на фронт. И вот однажды, числа 5 сентября 1942 года, полк был поднят по боевой тревоге и в течение каких-то пяти-шести минут покинул расположение и ушёл в неизвестном для бойцов направлении. И только утром, когда расположились на привал, мы все узнали, что около станции Вязники скоро начнется погрузка по вагонам, для отправки на фронт. Шли маршем ещё в неизвестном нам  направлении, когда примерно через час, был сделан привал. Тут же последовала команда: «Весь офицерский состав к командиру батальона. Спустя  некоторое время был вызван и я. Где мне комбат сообщил, что командир взвода младший лейтенант Семиглазов уходит выполнять особый приказ, а я остаюсь за него. Все командиры, касающиеся  командира взвода выполнять строго.  

Когда я вернулся во взвод, меня обступили солдаты с расспросами, зачем вызывали, куда делся наш командир взвода, что будет дальше, поедем на фронт или опять целый день прокопаем окопы, а ночью снова уйдем на старое место. Часам к одиннадцати эшелон был полностью загружен и полк направился на Сталинградский фронт. Во время движения наш эшелон трижды подвергался бомбёжке, но опыт старого машиниста паровоза и его смелые манёвры дали свои результаты. В наш состав не попала ни одна бомба, полк не потерял ни одного солдата, хотя многие вагоны от осколков бомб и пуль были сильно изрешечены.                  

Полк движущий сзади нас, на одной небольшой станции попал под сильную бомбежку где, по словам  офицеров нашей роты, имелись значительные жертвы. Несмотря на многократные налёты авиации противника, наш эшелон благополучно достиг города Камышина. Срочно произошла разгрузка личного состава. Нас отвели на восемь – десять километров в степь, перерезанную многочисленными оврагами и овражками, где после двух – трёх часового отдыха, полк походным маршем направился на помощь защитникам Сталинграда.                        

К исходу третьих суток, мы стали подходить ближе к фронту, где отчётливо была слышна ружейно-пулемётная и артиллерийская стрельба, и ночь и днём  стали видны зарево горящего Сталинграда и окрестных сёл и деревень. Движение днём прекратилось, так как немецкие самолёты стали обстреливать и бомбить не только колонны, но и отдельных солдат. Теперь мы шли только ночью, а днём рассеивались по степи в балках или кустарниках, а то и просто в жниве, тут же ложились спать, несмотря на жару и жажду. Мы действительно не ощущали ни жару, ни жажду. За трое суток беспрерывного марша, солдаты так устали, что первый день (а он в сентябре длится 14 -16 часов) спали как убитые, а маскировались так, что не всегда сразу мог отыскать командир того или иного солдата. Вот наконец-то мы достигли, и фронта , осталось встретиться с врагом и приступить к расплате за все нанесённые народу и стране. На шестые сутки марш-броска, в ночь на 14 сентября 1942 года, полк вошел в прифронтовую полосу нашей обороны, в полукилометре от станции Котлубана. Ещё стоя в ротных колоннах, так как командиры получали задачу,  на нас обрушилась масса артиллерийских и минометных снарядов. Казалось, что немцы обнаружили  нас, но это оказался случайный налет. Ряды рот дрогнули, началась не большая паника, да и как не быть этой панике, ведь  это были первые разрывы снарядов услышанные нами. Во время обстрела наша рота стояла не далеко, от того места, где командир батальона ставил задачу офицерам и я хорошо слышал его слова по поводу обстрела: «Вот это хорошо, боевое крещение нормальное, это в пользу нашим солдатам». Я ещё тогда подумал: «Какую же нашим,  комбат, пользу, если нас бьют»? Но несколько позже, когда наш батальон перешёл в наступление, я уяснил слова комбата.    

К утру 15 сентября наша рота, батальон, а затем и полк  заняли оборону, на недавно скошенном пшеничном поле. В овражке, где занимал оборону наш взвод, стоял комбайн с полным бункером отборной пшенице, а вправо и влево, на сколько видели глаза, копна не убранной соломы. Этот фронт тогда назывался Донским. 16 сентября, ночью мы покинули уже обжитые нами окопчики, и вышли на исходные позиции для наступления, а утром мы уже увидели и немцев и почувствовали на своей шкуре, что такое война. Помню как сейчас утро этого солнечного дня. Часов в шесть старшина роты принёс завтрак и только собрал пом.ком.взводов, успел разделить хлеб, как в воздухе появилось около 20 – 25 самолетов противника и начали молотить наши боевые порядки. Мы еле успели разбежаться по ячейкам, как район обороны батальона превратился в сплошной ад. Пыль закрыла весь горизонт, казалось, что наступила ночь, а самолеты все продолжали поливать нам чугунным дождём. Потери были незначительные, да и то больше раненые, но от завтрака осталось одно воспоминание. Ещё не успели улететь самолеты, рассеяться пыль, как по цепи пролетела команда: «Приготовиться к наступлению». Через 1- 2 минуты полк, а затем и вся дивизия перешла в наступление, которой была поставлена задача, взять господствующую высоту на окружающей местности. Вскоре полк с небольшими потерями овладел этой высотой. Но затем были вынуждены оставить её снова, так как враг перешёл в контратаку при поддержке большого количества танков.    Весь день бой за высоту не прекращался. Эта злосчастная высота в течение дня трижды переходила из рук в руки и всё же осталась у немцев. Множество боевой технике стояло обгорелой. Попала под огонь и наша доблестная «катюша», которая своей особой конструкцией выделялась от другого оружия. Стояли и танки обгорелые, с разбитыми гусеницами и с опущенными стволами, они одновременно казались и очень страшными и в то же время очень жалкими. Много было убито и солдат, как наших, так и немецких.             

Эти три боевых дня, т.е. 14, 15 и 16 сентября, как говорили нам, были бои местного значения. На 18 сентября намечалось генеральное наступление. И вот наступил и этот день. В задачу этого наступления входило: овладеть высотой и хутором Степным, с дальнейшем наступлением на хутор Гридонский с целью соединения Донского фронта со Степным фронтом, тем самым осуществить окружение немецких войск в районе Сталинграда. Ночь на 18 сентября в роте было проведено комсомольское собрание, на котором политрук роты сказал, что это наступление ответственное, и вы как комсомольцы должны идти не только в первых рядах, но и увлекать своим примером других, где он также сказал какая и сколько технике нас будет поддерживать. В 4 часа утра 18 сентября 1942 года, на фронте около четырех километров начались артиллерийская подготовка, которая длилась около двух часов. Передний край фрицев был в сплошном огне и дыму, казалось, что  после такого огня, там не останется ни одного живого существа. Но это только казалось. Лишь Только наша артиллерия перенесла огонь в глубину обороны немцев, наша пехота устремилась к первой траншее врага. Но, не доходя метров десять – пятнадцать до траншеи немцев, как они поднялись из траншеи пьяные, с засученными рукавами, перешли в контратаку. Ряды наших рот не дрогнули, русский солдат не испугался бандитского вида фашистов. Русский штык скрестился с немецким, началась проверка моральных качеств двух наций. Так начался первый в моей фронтовой жизни рукопашный бой, который чуть не оказался и последним. В разгаре боя я как-то неловко подвернут ногу и потеряв равновесие упал, а в это время над моей головой был занесён приклад немца. К моему счастью не далеко он меня оказался командир отделения автоматного взвода сержант Фетисов, который короткой очередью из автомата опередил немца, и он упал рядом со мной раньше, чем опустился на землю занесенный им приклад винтовки, которой он намеревался размозжить мне голову. И когда я увидел эту рыжую физиономию, лежащую рядом со мной на земле, мне почему-то стало  противно быть с ним рядом, от него пахло ещё винным перегаром и мне захотелось ещё раз ударить его. Меж тем Фетисов подошёл ко мне, помог подняться и сказал, чтобы я больше  не считал ворон, а зорче следил за врагом и соседями, в любую минуту придти на помощь. А бой всё продолжался. Бой жаркий и беспощадный по своему характеру, всё перемешалось, не знаешь где свои, где чужие. Прекратила стрельбу артиллерия  с обеих сторон, лишь изредка доносились ружейные или автоматные выстрелы. Но отчётливо слышались характерные удары прикладов по человеческим головам и плечам.  

Сколько продолжался этот поединок определить не могу. Но немцы, в конце концов, не выдержали этого жуткого боя и в беспорядке начали отступать. На плечах, в буквальном смысле этого слова мы ворвались и во вторую траншею немцев. Но дальнейшее наступление захлебнулось. На помощь немцам вышли из засады танки, открыла огонь их артиллерия. Мы в срочном порядке перешли к обороне, успели сменить огневые позиции миномётчики и артиллеристы.  Немецкие танки были остановлены огнём артиллерии. Образовалась какая-то пауза без единого выстрела с обеих сторон.        

После 10-15 минутной паузы, наша артиллерия и миномёты с новой  силой обрушились на врага. В бой вступили наши танки и самолеты. Уже были видны боевые порядки воинов Степного фронта, которые также спешили к нам на помощь.    

Но не суждено мне было обнять товарищей из Степного фронта, пуля фашиста засевшего в подбитом накануне боя танке, ранила меня в правое плечо. Разгоряченный боем и горя желанием мести за погибших товарищей, я не почувствовал свою рану, и как другие товарищи бежал вперёд и кричал: «Ура! Вперед! За Родину, за Сталина, за Сталинград». Впереди вновь замелькали фигурки бойцов Степного фронта, до них оставалось не более двух-трех километров. Настроение наступающих поднялось. Мы ещё больше усилили темп наступления. Но тут и случилось со мной, то чего я и боялся. На поле шинели я увидел, ещё не впитанную серым сукном кровь. Я остановился выяснить, откуда взялась кровь, но в ту же секунду из рук у меня выпала винтовка, потемнело в глазах, и я присел на землю. Только тут я понял, что ранен. Я попытался взять снова винтовку в руки, но правая рука меня не слушалась, пальцы на ней распухли, соединить их вместе или сжать в кулак я уже не мог, не мог поднять её вверх. Силы меня покидали, видимо потерял много крови. Мне стало немного обидно, что в такую трудную минуту покидаю своих боевых друзей и спасшего мне жизнь сержанта Фетисова, хотя я и не был уверен в том, что он ещё в строю. Я неоднократно слышал на фронте, когда ранят кого-либо, вот говорят счастливчик, хоть отдохнет теперь немножко. Но я почему-то не рад был этому. Я заплакал. А русское «Ура!» всё дальше и дальше уносилось от меня, а я лежал в лебеде и обливался кровью и слезами. Мимо меня на галопе проезжали артиллеристы, меняя огневые позиции, спешили, обдавая меня гарью танки, совсем низко над головой пронеслись три истребителя и это всё туда, где проливалась кровь боевых друзей.  

Я лежал и думал, как мне остановить кровь, как вдруг до меня донеслись голоса солдат. Как выяснилось потом, это были санитары, которые видимо, решили малость переждать, пока не утихнет огневая буря. В это время ко мне подошла полковая разведка, в которой воевал мой земляк Серёгин, он то и перевязал мне и помог добраться до медпункта, а оттуда на лошади в сопровождении санитара до санроты, где мне по-настоящему обработали рану и покормили.    

Лёжа в щели в ожидании сумерек я увидел  воздушный бой между тремя местершмитами и нашими двумя   «Яка ми», как все мы раненные молили бога,  чтобы он помог нашим, и нам показалось, что он  нас услышал. Через несколько минут один «мессер» загорелся и упал метрах в трёхстах от сан. роты. Летчика какой-то повар убил ещё на парашюте. Второй местершмид упал следом, летчика взяли в плен, третий гад все же улизнул. Как рады были все, кто видел этот поединок. Как были рады, тому, что наша взяла. Кто они эти бесстрашные соколы?  Мы не знали, но мы им обоим жмём крепко, крепко руки. С наступлением темноты с группой раненых я был доставлен в мед. сан. бат., который размещался в административных  зданиях совхоза «Котлубань».  И вот, наконец, 23 сентября наша группа, которая ещё сформировалась в селе Никольском вошла в город Камишин, где по многочисленным указателям, расставленным по улицам и перекресткам, нам без труда удалось найти пересыльно-перевязочный пункт, где после предварительного осмотра раны и перевязали и указали место дальнейшего лечения. Так и до меня дошла очередь. После обработки раны, которая уже успела расплодить червей, меня назначили для дальнейшего лечения в город Горький. Но туда ехать я отказался, так как г. Горький далеко, а я не хотел забиваться в тыл и мою просьбу уважили и назначили в г. Николаевск, который был не далеко от Камышина. К вечеру были уже в госпитале. Сан. обработка. Полная стрижка волос и я в палате. Надо отдать должное врачам этого госпиталя, несмотря на позднее время, нас тут же в палатах просмотрели, назначили час явки на перевязку и сделали всё, чтобы мы смогли понастоящему отдохнуть. А часов в 11 дня 24 сентября я уже лежал на кушетке в приёмной врача, где мне сказали, что руку нужно отнимать, так как у тебя уже распространилась газовая гангрена, дальнейшее пребывание в таком состоянии грозит смерть. Рука действительно выглядела страшно. Плечо было сильно опухшее, синее, нажмешь пальцем оставалась ямка. Но на ампутацию руки я не дал согласия. Тогда меня и уже другой врач стал лечить, какими - то примочками, всю руку забинтовали в промоченную зелёную жидкость и стали делать какие – то уколы. В результате чего на третий день опухоль спала, температура снизилась с 39 – 40 до 37 градусов. Я стал вставать с постели и кушать  Эти ли медицинские примочки или молодой ещё организм, а может всё вместе взятое, скоро поставили меня на ноги.    

Время шло, рана моя подживала. Входное отверстие уже затянулось, но ещё оставалась, словно ослепший глаз слезится там, где пуля вышла. Долго залеживаться нашему брату не давали, да оно и ясно почему, фронт требовал новых солдат, враг был ещё силён, и его надо бить и бить, чтобы увидеть, как он будет выпускать свой последний дух.   23 сентября 1942 года, медицинская комиссия признала, что я годен для отправки на фронт, а 24 сентября, с еще не зажившей раной, с группой солдат был направлен на пересыльный пункт, который находился в этом же городе Николаевске, для отправки на фронт. Теперь мечта моя сбывалась, теперь я буду снова плечом к плечу бить фашистских захватчиков с доблестными защитниками города Сталинграда, а может вместе с бойцами 65 армии, буду защищать тракторный завод или дом Павлова или хотя бы одного или двух фрицев утопить в матушке Волге. Но, увы! Мои мечты не сбылись, командование пересыльного пункта разбило их. Отсюда я был направлен учиться на фронтовые курсы младших лейтенантов.                                                                                                                                                        

Учебный центр курсов младших лейтенантов размещался в селе Дьяковка, Краснокутского района, Саратовской области. Этот район ранее назывался Немце-поволье. Наступил и февраль, который принес нашему народу много радости. Наша доблестная армия покончила навсегда с немецкой армией под Сталинградом. Здесь на берегах Волги враг был остановлен, а затем и разбит в дребезги. Советский народ и его Вооруженные силы праздновали ещё одну победу над немецкими захватчиками.    

А 26 апреля нам был зачитан приказ о присвоении воинского звания младших лейтенантов. Я стал офицером Советской Армии, а 27 апреля 1943 года с группой в составе 18 человек в сопровождении преподавателя тактики капитана Ртищева, въезжали в город Елец, в расположение 70-й армии, которая занимала оборону в Орловско-Курском выступе. Здесь же в городе Елец нам выдали офицерское х/б обмундирование и погоны. Здесь же получили назначение кому, в какую дивизию. 29 апреля я, младших лейтенант Анисимов и младший лейтенант Бугаёв на поиски штаба 102 Дальневосточной стрелковой дивизии, в расположение которой мы и должны прибыть.      

Из штаба полка нас обоих с мл. лейтенантом Бугаёвым (Анисимов был откомандирован в 16 с.п.) направили в минометную роту  2 стрелкового батальона, где назначен был во второй мин.взвод 82мм. миномётов. Федя Бугаев стал командовать первым взводом. 3-им взводом командовал лейтенант Неретин. Командиром роты был лейтенант Ткачёв. Взвод, полк и вся 102 дивизия полностью сформирована на Дальнем  Востоке и только в марте месяце1943 года прибыла на фронт. Весь личный состав из пограничников. Но в мартовских и апрельских боях 1943 года потеряла двадцать личного состава на высоте, на которой сейчас и занимает первый стрелковый батальон.        

До моего прихода в роту взводом командовал ст.сержант Горбатенко, он же был и пом.ком.взвода и командиром первого расчёта, вторым расчётом командовал сержант Мамонов, третьим – ст.сержант Горбачёв. Взвод и рота теперь была полностью укомплектована, за исключением хоз.отделения, где имелась лишь одна пара коней и то из бешеной породы монголок и они в бричке вообще не умели ходить. Ну а если ходили то только задом.      

Наш второй батальон занимал оборону по реке Ржавь, огневые позиции минометов роты были в двухстах метрах южнее села  Студёнка. Остальные два батальона занимали оборону во втором эшелоне.  

Когда я пришёл в роту, она была полностью подготовлена к обороне. Огневые позиции были открыты в полный профиль, материальную часть и её применение в бою солдаты знали хорошо. Однако с целью проверки знаний я выпросил у командира роты разрешение на стрельбу из кочующего миномёта. Это значило, что выявив накануне цель и с  временной ОП вести огонь на её уничтожение, не выдавая своих основных огневых позиций. В течении недели я таким образом проверил все три расчёта на меткость стрельбы. Действительно солдаты мои стрелять умели хорошо, правильно выбирали и огневые позиции  С моей легкой руки, стрельба из кочующих миномётов распространилась во всём полку. Это новшество, введенное в дивизии, дорого обходилось фрицам. Они теперь не могли безнаказанно ходить не только по переднему краю, но и в глубине своей обороны.  Числа с пятнадцатого мая на практические занятия взвода и роты стали отводиться в тыл. Кроме основной задачи, которая заключалась в отработке взаимодействий родов войск, эта усиленная минометными и пулеметными взводами, выполняла задачу по имитации войск, т.е. ложного показа в концентрации войск. Такие роты после обязательных занятий, скрытно должны были уйти в тыл на двадцать – тридцать километров, в заранее указанном направлении, затем расположиться лагерем, зажечь на каждого солдата по костру и сидеть до появления немецких самолетов – разведчиков. С появлением этих самолётов, рота и взвода усиления должны создать искусственную панику, т.е. создать впечатление, что мы обнаружены и разбегались по ранее указанным маршрутам, поднимая как можно больше на дорогах пыль и чаще обращать металлические предметы к солнцу. Так имитируя скопление войск на том или другом участке фронта, наше командование заводило в заблуждение немецкое командование. На самом же деле концентрация сил осуществлялась совершенно на другом участке, а не в районе обороны нашей дивизии. Так шли дни за днями. Близилось время, когда немцы должны были начать своё генеральное наступление на Орловско-Курском направлении. Этот день, как стало известно нашему командованию из агентурных источников, немцы на 5июня 1943 года.     

Но вот наступил и этот день. День пятого июня 1943 года. Ровно в четыре утра началась артиллерийская подготовка. Немцы обрушили на наши боевые позиции сотни тонн смертоносного груза. Сотни тонн чугуна и стали беспощадно месили землю, которая спасала бойцов от смерти, но которая не могла стать могилой для него. Наша тяжёлая артиллерия тут же вступила в контр борьбу с немецкой артиллерией.  Минут за двадцать до конца артиллерийской подготовки в небе появились тучи ихних самолётов бомбардировщиков. Интенсивная плотность миномётно-артиллерийского огня и авиабомб, настраивали на мысль, что всё живое должно погибнуть, не только в первой траншее, но и на два – три километра в глубине обороны. Нет сомнений, что немцы в какой-то степени и рассчитывали, однако они просчитались. Прочные инженерные сооружения не от каждого снаряда могли пострадать, и тем самым, спасти от верной гибели солдат. Минут за десять до конца арт.подготовки и переноса его в глубину нашей обороны, наша артиллерия и миномёты открыли ураганный огонь по переднему краю врага. В воздух поднялись краснозвездные «Яки», которые с быстротой молнии врезались в боевые порядки немецких бомбардировщиков и рассеивали их строй, а летающие танки, так называли штурмовиков «Илов», приступили к утюживанию переднего края. Это в самом прямом смысле сказалось на расстройстве боевых порядков врага и тем самым на темпе его наступления.         

Но вот немецкая артиллерия перенесла огонь в глубь нашей обороны. Пошла в наступление и пехота при поддержке большого количества «тигров», «пантер». Эту стальную лавину казалось не остановить. Некоторые бойцы заколебались. Да тут действительно было от чего заколебаться. Танки шли тремя колоннами по фронту, не менее, как три - три с половиной километра по  фронту. Но тут, словно боевой клич по цепи пронеслась команда: «С танками в борьбу стрелкам не вступать, пропускать их в тыл. Это задача артиллеристов». Конечно, эта команда подействовала на бойцов, так как каждый знал, где располагается артиллерия и сколько её.        

А тем временем стальная лавина подходит всё ближе и ближе к переднему краю. Прямой наводкой танки вывели из строя уже несколько боевых точек, начали утюжить и траншеи. За «тиграми» шла вторая не менее страшная колонна «фердинандов», за ней шла ещё одна, третья колонна, состоявшаяся из легких танков. Танки первой колонны, не встретив сопротивления в первой траншеи, ринулись в тыл. Бой разгорелся за первую траншею и с подходом второй колонны танков взяли её. В это время в бой с танками первой и второй колоннами вступила артиллерия и находившиеся до селе в засаде танки. Одним за другим стали вспыхивать фашистские танки, стрелки воодушевились, бой разгорелся с новой силой, немецкая пехота залегла. Но скоро фашисты вновь пошли вперед и снова при поддержке большого количества танков. Наши полки вынуждены были отступить во вторую, а кое-где и третью траншею. На этом и закончился первый день великого сражения.   На следующий день немцы с новой силой обрушились на наши позиции. Снова новые тонны стали и чугуна было обрушено на головы Советских воинов. Но лишь в результате невероятных усилий и гибели большого количества живой силы и техники, на четвёртый день боёв немцам удалось вклиниться в нашу оборону на два – три километра, т.е. овладеть  двумя – тремя траншеями передовой полосы обороны.   В дальнейших боях на нашем участке, немцы уже не смогли продвинуться и на метр, они были вынуждены перейти к обороне. И лишь не прекращали ни на минуту вести методический огонь из орудий и миномётов по нашим позициям, на что мы тоже отвечали тем же. Но на соседей справа и слева фашисты с ещё большим рвением стали кидать свои части в наступление. Особенно сильные танковые бои разгорелись в районе станции Паныри. С обеих сторон в бою участвовало не менее трёхсот танков. Израсходовав боеприпасы они шли на таран, рвали друг другу гусеницы, сильный переворачивал слабого. Иногда доходило до того, что танки поднимут один другого на дыбы и у того и другого кончалось горючее и они снова сползали и так рядом оставались стоять до той поры, пока не растащат их на буксире или подвезут какому-нибудь счастливчику горючего.  

В результате ожесточенных семидневных боёв и при огромных потерях, фашистам всё же удалось продвинуться вглубь нашей обороны, на отдельных участках от семи до двенадцати километров. И враг выдохся. Он стал поспешно переходить к обороне. Измотав главные силы противника, нанеся ему большой урон в живой силе и технике, наши войска перешли в контрнаступление. 12 июня1943 года получила приказ о переходе в наступление и наша 102 Дальневосточная. Для прорыва переднего края обороны фрицев была создана штурмовая группа, в которую входила одна стрелковая рота усиленная пулемётным взводом, миномётным взводом 82 мм миномётов и батареей 45 мм пушек. В эту штурмовую группу входил и я со своим взводом. Командовал этой группой зам.ком.30 Хасанского стрелкового полка по строевой части м-р Фёдоров. Часа в три дня двенадцатого июня, пользуясь не убранным полем ржи, наша группа незаметно для противника подошла в плотную к переднему краю и вскоре при поддержке батареи самоходных пушек овладела первой траншеей врага. Незамедлительно в бой вступили главные силы полка. После непродолжительного, но упорного боя полк занял деревни Ржавчик и Муравчик, затем  селом Александровка. Это позволило ввести в бой и остальные два полка дивизии. Немцы отступили во вторую полосу своей обороны.   В бою за село Александровка был тяжело ранен командир роты лейтенант Ткачёв, командир 1 взвода лейтенант Бугаёв и командир 1 расчёта, первого взвода ст.сержант Ярощук и несколько солдат. В последующих боях был убит и командир 2 взвода лейтенант Неретин. В роте из офицерского состава остался я один. На следующий день, развивая наступление в направлении города Дмитрий – Орловский наша дивизия  прорвала и вторую полосу врага и, преследуя противника, завязала бой на подступах к городу. Враг упорно защищался на подступах к городу Дмитрий – Орловский. На участке, где наступал наш батальон продвижение пехоты, затормозила 37 мм автоматическая пушка. Мне было приказано уничтожить её. По-пластунски мне удалось довольно близко подползти к  пушке и открыть огонь из минометов всей роты. После третьего залпа прислуга пушки была выведена из строя, лишь один фашист не захотел уходить, он лежал около пушки с остывающим телом, он был убит. А наша пехота поднялась и с криками «наша берёт» устремилась вперёд, а  вскоре  с частями 65 армии, ворвалась в город, и к исходу дня город был полностью очищен от вражеских солдат.  На шестой день сильные бои развернулись на подступах большого населённого пункта Лепешинское, где немцы сосредоточили крупные силы пехоты и танков. Подступы к селу заминировали, и взять его с ходу, без предварительной обработки с меньшими потерями было рискованно. Вскоре была подтянута артиллерия, подошли танки и после 30 минутного артобстрела, а за это время саперы проделали проходы в минных полях, пехота завязала бои на окраине села, а несколько спустя бой шёл уже в центре села. Немцы не выдержали натиска Хасановцев и отступили, оставив на поле боя до трех десятков убитых солдат и офицеров. В разгар боя в центре села Лепешинское я был вторично за войну ранен, в правую ногу ниже голени и в висок и бороду, но поле боя покинуть в такой час было бы преступлением,  и я продолжал наступление до самого освобождения села. И лишь когда на высоте за селом, где заняли позиции для дальнейшего наступления я ушёл на перевязочный пункт, где военфельдшер лейтенант Горелов сделал мне перевязку и дал направление в сан.роту для отправки меня в госпиталь. Но идти в госпиталь я не дал согласия. Не время было, да и раны показались пустяковыми. После взятия села Лепешинское, на высоте 134,6 я был принят  кандидатом в члены ВКП/б. Это было 28июня 1943 года. За провыв обороны, за уничтожение прислуги пушки, освобождение около десятка н/пунктов  и города Д – Орловский, как и многие мои боевые товарищи  я был награждён медалью «за боевые заслуги». В битвах на Орлово – Курской дуге и прорыва обороны противника было положено начало массового изгнания немецко-фашистских  захватчиков из пределов нашей Родины. С каждым днём деревня за деревней, село за селом, город за городом входили снова в братскую семью. Это наступление и привело меня, наш полк к древним стенам старого русского города Новгород – Северский. 

Этих древних стен на берегу реки Днесна и застала нас ночь.  Взять город с хода не удалось. Перегруппировав силы и получив новое пополнение, 30 Хасанский вместе с 40 Амурским стр.полком и 16 Уссурийским полком нашей дивизии стали готовться к форсированию реки Десна.Приступила к подготовке переправочных средств и рота. В это время в роту то же пришло пополнение. Пришёл новый командир роты ст. лейтенант  Чернышёв и Миша Голубев на должность комвзвода. Подготовка к форсированию реки заняла всего один день, а утром 20 сентября 1943 года, юго-восточнее трёх километров от города, дивизия успешно её форсировала и к исходу дня  овладела крепостными стенами, сооружёнными руками наших предков. За город Новгород – Северский враг понёс большие потери, было взято много пленных и в том числе командир обороняющей дивизии, с несколькими офицерами штаба.  За освобождение города Новгород – Северский личный состав дивизии получил от Верховного командования благодарность на установленном бланке, а я кроме этого и орден «Красной Звезды».В связи с тем, что в последних боях много выбыло из строя стрелковых офицеров, я был взят с минометного взвода на должность командира стрелковой роты. Оставив город с большими потерями, убитыми и пленными немца лелеяли надежду вернуть его снова в свои руки. Они  предпринимали три контратаки, но все их атаки были успешно отбиты. На следующий день после освобождения города, я повёл в наступление уже стрелковую роту. Немцы всё еще упорно сопротивлялись, но уже не могли сдержать нашего натиска. Прорвав оборону одного из опорных пунктов, наш батальон овладел одним населенным пунктом (правда от этого села остались одни печные трубы, которые сиротливо стояли среди тлеющих головешек). А за деревней опять река, хоть и меньше Десны, но река. Мост через неё немцы взорвали, нужно было искать брод. А за рекой  почти в сгоревшей деревни видны немцы, их танки, которых видимо умышленно не маскируют, чтобы создать больше страху для наступающих. Заняв оборону по левому берегу реки, я послал рядового Силаева с донесением к комбату о проделанной ротой работы. Упомянул и том, что на противоположном берегу в деревне Буда, замечены два танка и до полсотни автоматчиков.Не успел Силаев скрыться, как явился посыльный, посланный от майора Горева, который вызвал меня к себе на КП. Когда я прибыл на КП и хотел доложить о прибытии, комбат меня остановил и спросил: «Солдаты поужинали или нет?» Я ответил, что только начали есть. – « А сам ел?» Я ответил, что не успел. Тогда он посадил меня рядом с собой, а его ординарец поставил передо мной котелок с кашей и стал расспрашивать об обстановке. Рассказав обо всем, что знал, я хотел спросить, что делать дальше, но майор меня перебил и сказал: «Знаю, что устал и ты и твои солдаты, но обстановка требует немедленных действий». Поэтому нужно разведать брод, выявить огневые точки, а с рассветом снова в наступление  Вернувшись в роту, дав указания пулеметчикам следить за моими действиями, я вместе с рядовыми Новиковым и Силаевым подошли к реке. Измерив глубину в нескольких местах, мы нашли сравнительно не глубокое место и переправились на другой берег. Предупрежденные мною пулеметчики открыли огонь по обороне немцев, им откликнулись немецкие, местонахождение которых мы определили без труда. Уместно отменить, что оборона немцев проходила не по самому берегу реки, а метро 100 – 150 от неё, так как правый берег был ниже и заболочен. Немцы считали, что они в безопасности, но ас это не устраивало. Нам нужно было найти место для дальнейшего наступления. Этой разведкой мы уяснили все нужные детали. Возвращаясь назад из разведки и подойдя к берегу, Новиков как – то зацепился за корни деревьев и упал в воду. Немцы услышали всплеск воды и на этот шум открыли ружейно-пулеметный огонь. Открыла ответный огонь и наша рота. Мы с Силаевым подошли к нему, но Новиков оказался раненым в ногу и идти сам уже не мог. Тогда мы его перенесли через реку, нашли укрытие и перевязали рану. Так как без носилок его нести было нельзя, Силаев пошёл за санитарами, а я остался с ним.          

Но время было дорого, да и Новикову нельзя долго было оставаться в таком положении, а санитаров всё не было. Тогда я взвалил его себе на плечи и потащил в медпункт, а оттуда с Силаевым и в сан.роту. Оттуда он был отправлен в госпиталь. На все эти мероприятия у нас ушло не более сорока минут, но комбату это показалось вечностью. Выслушав результаты разведки, он пожурил меня за оплошность. После чего приказал ближе подтянуть роту к броду и ждать приказа о наступлении. Прошло с того времени, как мы закончили все работы не более 2- 3 часов, ещё не отрыв себе ячеек для стрельбы, мне доложили наблюдатели, что немцы стали стрелять только из деревни и то очень редко. Пехоты в разведанном нами районе не стало видно. Большая часть их ушли в деревню, а боевое охранение видимо после изрядной дозы шнапса заснули.   Недолго думая, я решил не дожидаться утра, без криков «УРА!» и, пользуясь халатностью врага форсировать реку и овладеть деревней. Перейдя реку в полнейшей тишине, мы так же осторожно подошли к месту обороны. Немцы огня не открывали,  не открывали его и мы. Вдруг Силаев заметил пулемёт, но так, же молчал и он, а рядом лежали три немца, которым незамедлительно связали руки и ноги. Узнав, что эти три фашиста единственные наши противники и лежат связанные по рукам и ногам, мы  устремились в деревню. Завязался вялый бой. Немцы, ошеломленные внезапностью, бросили оружие и бежали из деревни. Через час деревня была в наших руках. Было взято восемь пленных и три офицера было убитых.  Танков в деревне не оказалось. Увлеченный успехом я хотел продолжить преследование, но во время опомнился. Ведь я не имел приказа даже на наступление, а на преследование тем более.     Послав посыльного к комбату с донесением о взятии деревни   и о разрешении на дельнейшее преследование врага. На ответ майор Горев явился в деревню сам. Я думал, что он начнёт меня ругать, грозить – перестреляю, как это бывает в подобных случаях. Но комбат меня похвалил за проявленную инициативу, но и предупредил, чтобы в дальнейшем подобных вещей не повторялось. Вскоре по приказу заместителя командира полка по артиллерии я был вновь возвращен в миномётную роту. Это было где-то в октябре месяце 1943 года. Но наступление от этого конечно не остановилось и продолжалось с ещё большим упорством, так как было получено новое пополнение бойцов и офицеров. Продолжая преследование фашистских захватчиков по Белорусской земле, мы подошли к городу Новобелица. Здесь ещё не приняв боевые порядки нас не много «пощекотали» немецкие  бомбардировщики. Это было примерно часов в одиннадцать дня. На опушку леса, где должен занимать исходные позиции для наступления наш полк, около двенадцати самолётов врага обрушили свой смертоносный груз. Но однако бомбы летели не туда где находились части, а совсем на пустое место, значит и потери полк не понёс, за исключением одной пустой палатки сан. роты, в которую было прямое попадание.  

Эта бомбежка, однако, ускорила развёртывание боевых порядков рот и батальонов. И через несколько времени полк перешёл в наступление и с ходу овладел городом Новобелица. Но попытка  первого батальона форсировать реку Сож и завязать бой за город Гомель не привели к успеху. Я в это время командовал 3 миномётной ротой, так как в боях за районный центр Песочная Буда, командира этой роты тяжело ранило, и я временно исполнял эту должность. На другой день третий батальон (наш второй батальон) снова пытался форсировать реку Сож в районе еврейского кладбища, но успеха так, же не добился, так как правый берег реки и сам город Гомель были сильно укреплены.    По приказу высшего командования дивизия перешла к обороне. Третий батальон, в котором я временно исполнял должность командира миномётной роты, занимала оборону на юго-восточной окраине города Новобелица,  затем перешёл в центр города. Следует описать один любопытный случай. Занимая оборону ротой во дворе средней школы города, утром следующего дня, солдаты обнаружили на воротах убитого ребенка восьми - десяти месячного возраста. Он висел на бельевой веревке около самой перекладины, на шее его висела небольшая фанера с надписью «Смерть немецким оккупантам». Об этом случае я доложил комбату, тот в свою очередь командиру полка. На огневые позиции пришли офицеры СМРЧ, но результаты поисков ничего не дали. Ни кто  не узнал, чья подлая рука погубила  жизнь ребенка.Кто эта подлая мерзавка, сделала такое, ненавидя так немецких захватчиков.   Вскоре я снова прибыл в свою роту, которая занимала оборону в районе дома отдыха «Чёнки». Где начали упорно готовиться к форсированию реки Сож и освобождению города Гомель. Находясь в обороне ещё в районе г. Новобелица мне случайно удалось встретить своего земляка Малышева Ивана Степановича. В армии он был с 1938 года, будучи  письмоносцем, мне довелось вручать ему и его одногодкам повестки. Встреча была короткой, так как каждый спешил выполнить свои дела. Однако мы друг друга быстро узнали. Кратко рассказав о себе, я немного узнал и о нём. До нашей  встрече он служил в автотранспортном армейском батальоне, но за самовольную стрельбу в лесу, не далеко от штаба армии, ему дали месяц штрафной роты. «Почему тебе одному дали такое наказание?» Он ответил, что другие разбежались, а он остался, вот и результат. К моменту нашей встречи он уже отбыл срок наказания, но командир штрафной роты почему-то его не отпускал. На этом мы с ним и расстались, пообещав друг другу написать родственникам письма, чтобы они отметили по русскому обычаю нашу встречу.   Но вот при вторичном переходе Днепра, спустя полмесяца, я так, же случайно набрёл на его могилу. Оказалось, что он был убит при форсировании реки Днепр, в одном и  том же бою, в котором участвовал и я. Могила находилась не далеко от города Речица, в сторону ж/д моста. Так дважды на дорогах  войны, довелось встретиться и разойтись односельчанам – землякам.    

В конце ноября или в начале декабря 1943 года 30 Хасанский полк получил приказ на форсирование реки Сож. Заняв исходные позиции в шести километрах  ниже по течению реки Сож, в  районе деревни Жерёбное, полк ночью форсировал реку Сож и завязал бой по расширению плацдарма. Фрицы отчаянно сопротивлялись. В боях за плацдарм немцы нас дважды прижимали к реке. Но мы с новой силой отбрасывали их, и первоначально занятый рубеж неизменно оставался за нами. На следующую ночь на правый берег реки переправились 40 Амурский стрелковый полк и 16 Уссурийский, наш 102 Дальневосточный и немцы, не выдержав натиска, покатились к Гомелю как на смазанных колёсах. В середине дня дивизия уже вела бой в центре города.  К вечеру Гомель был освобожден.  В конце декабря дивизия вновь перешла к обороне.  Этот месяц принёс мне тройную радость. Мне было присвоено очередное воинское звание, лейтенант, наградили орденом Отечественной войны 1 степени и я был принят в члены нашей большевистской партии. В начале 1944 года весь 1 Белорусский фронт перешёл к обороне. Но в результате наступательных операций оборона  занимала не очень выгодное положение для наших частей и соединений. Это произошло потому, что немцы заранее подготовили себе рубежи обороны. Нужно было ликвидировать это преимущество немцев в тактических отношениях.  Через несколько дней начались бои местного значения.    На участке, где вёл бои 30 полк, разгорелись особенные бои за шоссейную дорогу, которая соединяла города Жлобин и Рогачёв. Эти оба города были освобожденными ещё в наступательных боях 1943 года. Однако эта дорога в районе деревни  Старина, находилась под контролем немцев. Её во что бы то ни стало, нужно было взять, с тем, чтобы по ней наши воска могли свободно вести любые перегруппировки войск по фронту. Поэтому командованием была поставлена задача полку, любой ценой овладеть д.Старина и таким образом обеспечить контроль над данной дорогой. Это наступление было назначено на 23 марта 1944 года. Оборона немцев проходила примерно южнее трех километрах Старины и состояла из двух траншей с опорным пунктом в самой деревне. После не продолжительной артиллерийской подготовки полк перешёл в наступление и сравнительно за короткое время овладел первой траншеей. Но за вторую траншею разгорались ожесточённые бои.  Немцы отчаянно защищались, они знали, что значит потерять дорогу.Но как фашисты не сопротивлялись, полк  овладел и второй траншеей, не далеко, метров за 200 – 400 был видна и Старина. Фрицы бросили в бой резервы в сопровождении танков. Отбить эту контратаку полку не удалось, батальонам пришлось отступать в первую траншею. В этом бою полк понёс значительные потери.Были убиты командир нашего 2 батальона  майор Горев и комбат 1- майор Глазов. Немцы зверскинадругались над их телами, они вырезали ордена и медами у них на груди вместе с гимнастёрками и телом,ордена  забрали с собой, а кусками тела закрыли им глаза.        

Когда об этих зверствах узнал командир полка, полковник Матронин он сказал: «Не простим гадам за наших  солдат и офицеров, не простим и за надругательство наших комбатов». За тем подал команду: «Полковое знамя ко мне!» Знаменоносцы тут же появились рядом с ним и вынули знамя из чехла.Он взял знамя в свои руки и со словами: «За Глазова и Горева в перёд!». И во главе роты автоматчиковринулся в бой. Вслед за ним, а потом и обогнали его бойцы батальона убитых комбатов. За всю войну мнене приходилось видеть такого боя. Почти без единого выстрела полк занял вторую траншею, затем и третью, а знамя как магнит тянул бойцов и командиров вперед на новые подвиги. На опушке леса перед деревней Старина, приведя в порядок роты и батальоны, полк взял Старину. Но удержать ее, как тольконе стояли бойцы, полк не смог. Враг снова остался в Старине. Задача осталась, не выполнена. Командируполка приказывают немедленно взять деревню. Началась организация штурмовых групп. Ночью 24 мартакомандир нашей миномётной роты ст.лейтенант Чернышев тоже был вызван на КП полка, где ему было приказано оставить по одному человеку на миномёт, а остальных солдат во главе одного командира взвода,направить к нему для получения боевой задачи. Жребий пал на меня. Моя группа в составе 14 человек,в том числе ст.сержант Новиков , сержанты Девятов, Муравьёв, рядовые Белков,Парахневич и другие товарищи, фамилии которых к моему стыду не помню, явились на КП полка.    

Здесь я получил задачу взять деревню и удерживать её до подхода новых частей. И моей группеком. полка придавал шесть полковых разведчиков и рацию с радистом Максимовым. И мы пошли,кстати заметить, что разведчики, по словам ком. Полка должны меня встретить около деревни. Но, ни я,ни солдаты не видели их совсем. Деревня Старина от КП находилась в метрах 200. В пути следования додеревни, мы подобрали станковый и рудной пулемёт, пополнились и боеприпасами. Не доходя Старины100 – 150 метров, мы встретили батарею 45мм.пушек во главе со ст. лейтенантом Опариным, с которым и договорились о совместных действиях. Пользуясь темнотой, группа подошла к деревне на 40 – 50 метров.Дождавшись, когда артиллеристы установили пушки и дали три – четыре залпа по предполагаемому скоплению фашистов, мы тут же ворвались в деревню. И после короткого, но стремительного боя Старина была взята. Доложив о взятии деревни командиру полка полковнику Матронину, он тут же приказал занятьоборону фронтом на северо-восток и удержать её до подхода полков 217 сд, нашего 29 стр.корпуса в составекоторого входила и наша дивизия.       

Расставив огневые средства, и   окопавшись за короткий срок, бойцы  стали по очереди отдыхать.По указанию ком.полка я с помощью радии сделал пристрелку из миномётов своей роты перед переднемкраем наших позиций. Но гитлеровцы не смирились с утерянной деревни. За эту ночь они предпринималишесть яростных контратак, но все они были успешно отбиты группой с помощью сорокопятчиков ст.лейтенанта Опарина.         

Фашиста понесли большие потери, но и у нас они тоже были. В группе было ранено три человека.Артиллерийским огнём были выведены из строя все три пушки. После этих шести контратак подошли кконцу и боеприпасы, устали и солдаты. Я мысленно себе представил ещё одну контратаку и как мы позорнобежим с поля боя, не имея ни патрон, ни гранат. Однако враг тоже выдохся. Начинало светать. Прибыл старшина роты Данилов с горячим завтраком и боеприпасами. Солдаты повеселели. Обследовав в бинокль поле боя старшина удивился, на подступах к нашим позициям он насчитал до тридцати убитых фрицев. Неужели говорит, это Вы товарищ лейтенант с такой кучкой солдат наложили их столько. Да это быларасплата им на шесть ночных контратак. Попытки немцев вытащить с поля боя своих товарищей так и не увенчались успехом. С пополнением боеприпасов мы не давали им приблизиться к убитым. Часам к семи – восьми утра всё стихло. Фашисты не подавали и признаков своего существования, лишь готовился доносились стоны раненых. Мы считали, что немцы отступили. Но это затишье было обманчиво. Коварныйвраг готовился к новой седьмой по счету контратаки. Часов к 11 за насыпью шоссейной дороги стали слышны моторы танков. Оживились и траншеи. Вот, вот фашисты перейдут снова в атаку.         

Нас осталось всего одиннадцать человек. Ожидаемой подмоги всё нет и нет. Прекратилась и связь с командиром полка. Неизвестность обстановки соседей ещё больше угнетала нас всех.  Но тут словно из-под земли вырос радист Максимов, который ещё утром вместе со старшиной покинул нас и громко доложил, что рация имеет новый комплект питания. Ещё не успев как нужно развернуть рацию, как он ужесказал, что нас вызывают. Действительно рация полковника Матронина требовало немедленно отвечать.Доложив обо всем, что, по-моему, мнению предпринимают немцы, он коротко и предельно ясно приказал: «Держаться!!! До прихода 217 сд.!!!». Который раз, и всё до прихода 217 сд…. Ну что ж, раз держаться, то ибудем держаться.…Ещё раз проверил пристрелку миномётов, проверил, как расставлены огневые средства,подбодрил солдат, а они меня и стали ждать неизбежной седьмой контратаки немцев. Долго фрицы себя ждать не заставили. И в два или около трёх часов дня 24 марта 1944 года, немцы открыли ураганный огонь по нашим позициям. А вслед за ним перешли и в контратаку до полусотни автоматчиков при поддержкечетырёх «фердинандов». От артиллерийского огня загорелся сарай, и дом возле которого проходили наши траншеи, мы стали задыхаться в дыму пожара и снарядов, а озверелые гитлеровцы всё ближе и ближе подходили к рубежу отважной горстки смельчаков. Открыли огонь и танки. Уже выведен из строя опоранашей обороны станковый пулемёт, чудом остался жив,  и не вредим, его наводчик, я лейтенант Абашкин.Завязалась не равная по количеству, но сплоченнее духом схватка двух врагов. Враг в сотни метров от траншеи. Я вспомнил о миномётах и приказал Максимову просить огня по ранее пристреленному ориентиру. Вскоре через наши головы зашипели долгожданные наши спасители.Огонь группы миномётов вынудил немецкую пехоту залечь. Но танки всё лезли, вперед изрыгая из своих тупорылых пушек смертоносный огонь. Был выведен из строя и ручной пулемет, из которого стрелял старший сержант Новиков. Пять бойцов группы уже были ранены. Обстановка сложилась критическая. Солдаты стали жаться друг к другу, если и умирать так, чувствовать плечо товарища. Но видно не судьба была нам умирать на этот раз. В траншее Новиков ещё давно приметил противотанковое ружьё, которое и принёс ко мне, сам он из него стрелять не мог. Оглядев беглым взглядом бойцов, я понял, что и они  невыстрелят из него. Тогда я сам взял ружьё, Новиков единственную противотанковую гранату. Мы по развалинам выдвинулись вперед, и я прилёг на ружьё. Выстрел был удачный, пуля разорвала гусеницу одному гаду, он развернулся к нам боком и замер на месте, но тут и граната Новикова полетела в танк, он загорелся. Остальные танки остановились, затеи попятились назад. Но у нас нечем было больше вести борьбу с ними. И граната и пули были единственные  Постояв несколько секунд, немецкие танки снова поползли вперёд, прячась за танки, двинуласьпехота. Управлять огнём миномётной роте стало нечем, так как Макс – радист (как звали его иногда) былранен. А фрицы всё лезут и лезут. С десяток немцев уже слева ворвались в траншею. Бой ведём вдвоём с Новиковым. Казалось невероятным, что мы вдвоём сдерживаем натиск такой силы. Немцы стали обходить нас и справа. Положение стало безвыходное, надо отступать и мы отступили на окраину д.Старина.    

В крайнем полуразрушенном доме, куда мы пришли с Новиковым, были четыре раненных наших солдата, в том числе тяжелораненый рядовой Белков. Я приказал им покинуть деревню, но они на отрез отказались уйти без нас. И лишь обманом мы заставили их покинуть деревню, обещая, что он отойдутметров двести и мы с Новиковым их догоним. Только раненые ушли, как немцы обрушили на этот дом огонь автоматов, пулемётов и танков. Но, ни танки, ни пехота вперед не двигались. Их нерешительность дала возможность благополучно раненым достичь опушки леса. Но вот один танк вышел вперёд и началводить хоботом пушки отыскивая очередную жертву. В это время пулей из пулемёта был ранен и Новиков.Перевязав ему рану, он тут  же покинул деревню. Я остался один. Вдруг я увидел артиллерийского офицера,который стоял в проломленной стене и стрелял по смотровым щелям выехавшего вперёд танка. Я предложил ему покинуть деревню со мной вместе, но он мне ответил: «Пушки разбиты, солдаты кто ранен, кто убит, значит и мне нечего делась в тылу». А сам он всё продолжал стрелять. Стоя у разбитого окна я думал, что бы предпринять, как вести себя дальше. Как вдруг заметил, что танк остановил пушку на пробоине в стене. И не успел чего-либо сделать сам и предупредить артиллериста, как грянул выстрел. Лейтенант был убит, а меня взрывной  волной выбросило в окно на дорогу. Я тут же попытался встать, но  ноги меня не держали, стал глухим, и казалось, нет рядом ни танков, ни стрельбы. Я ещё попытался приподняться, но снова не смог. В эту самую минуту, когда я лежал и думал, как мне отползти хоть не много от деревни, передо мной появился рядовой Порахневич. Я вижу, что он меня что-то спрашивает,но ответить не могу. Он, конечно, понял, что со мной не всё в порядке и недолго думая снимает с себя шинель, заваливает на неё меня и волоком потащил за деревню, затем таким же способом доставил меня на огневые  позиции роты.  Немцы не стали преследовать нас, они даже не открывали огня. Фашисты поняли, что это отступают последние защитники д.Старина. Но ОП от ст.сержанта Момонова я узнал, что мы с Порахневичем ещё не достигли опушки леса, как вступили в бой полки 217 сд., смяли немцев и на их плечах продвинулись на четыре километра севернее от Старины. Вот такая цена деревни Старина и шоссейной дороги, которуюмне так и не удалось увидеть или постоять. С огневых позиций роты меня отправили в медсанбат. Оттуда в армейский госпиталь. На другой день в госпитале я встретил лейтенанта, с которым решили сбежать обратно в полк. Так на другой день и сделали. Мы увидели машину из своего полка, которая привозилараненых, на ней- то мы приехали снова в полк. Так с начала в санроте, затем в медсанбате, потом обратно в сан роту. Но через дней восемь-десять такого мытарства я пришёл в роту и больше кроме как четыре дня на продувание в МСБ, никуда не являлся. Дивизия в это время не наступала. Стояла в обороне уже совсем в другом месте. Но не далеко от д. Старина. Вскоре мне стало лучше, я стал слышать и по немногую разговаривать. Через месяц я уже себя чувствовал почти хорошо. Лишь при сильном волнении немного заикался. Всех солдат моей группы представили к правительственной награде. Получил медаль «За отвагу»и Порахневич. Получил орден «Александра Невского и я. После боёв за деревню Старина наш полк в составе 102 сд. с марта  месяца 1944 года занял оборону юга-западнее Жлобина, в междуречье Днепра и Березины. В мае месяце полк и дивизия начали подготовку кдальнейшим  наступательным операциям.  Батальоны полка по очередно выходили во второй эшелон для занятий. Стрелковые роты учились наступать непосредственно за огневым валом нашей артиллерии, вести огонь на ходу и смело атаковать врага. С 17 мая 1944 года, меня перевели в первый батальон на должность командира миномётной роты,Вместо выбывшего в другую часть капитана Дюндика. В этом же месяце мне было присвоено звание старший лейтенант. В первой половине июня месяца нашу дивизию перебросили в район города Рогачев,где создавалась ударная группировка 48-ой армии, а в средине июня всядивизия уже сосредоточилась на западной окраине Рогачева. Это и было исходное положение для наступления. Главная полоса немцев состояла из пяти – шести траншей полного профиля, прикрытыми минными полями и проволочными заграждениями. Естественным препятствием нашим батальонам была река Друть, где по высотам восточных скатов фрицы и занимали оборону.И вот наступила последняя ночь перед наступлением. Враг заметно нервничает, непрерывно освещает подступы к своей обороне, ведёт беспорядочную стрельбу. Но мы не дремали, Полк переправился через реку Друть и занял исходные позиции в двухстах метрах от переднего края фашистов. Взвода роты по приказу ком.полка были прикомандированы к стрелковым ротам, а для обеспечения их боеприпасами, каждый боец стрелковой роты брал  по одной мине в свой вещмешок. Сам я находился с первым взводом, так как взводом здесь командовал не офицер, а старшина. Хотя этот старшина Яшков не уступал некоторым и офицерам.Приближается рассвет. Всё чётче становится очертание холмов, где протянулись вражеские траншеи.  Готовы проходы и в минных полях. А наши доблестные ночные бомбардировщики У-2, которых немцы прозвали «Русь – Фанера», ещё висели над позициями гитлеровцев, засыпая нижние траншеи гранатами и бомбочками.24 июня 1944 года, ровно в четыре часа заговорили сотни наших орудий, началась артиллерийская подготовка, которая стала разрушать вражеские блиндажи и траншеи, уничтожая живую силу и огневые средства противника. Эта артиллерийская подготовка длилась ни мало, ни много, всего лишь два часа сорок  минут.  Ещё бушевал огненный ураган, а над переднем краем врага сгустилась пелена пыли и дыма. Наши танки начали переправу  через р.Друть, по только что наведённым переправам, чтоб в любую минуту оказать помощь нашей пехоте.         

И вот ровно через 2 часа 40 минут непрерывного артиллерийского и миномётного огня, наши батальоны ворвались первую траншею противника. Правда от первой траншеи осталось только одно название, она была полностью завалена, живая сила уничтожена, а оставшиеся в живых фрицы были оглушены, они сидели с разинутыми ртами и широко раскрытыми глазами, смотрели на нас и не знали, что  им делать. Так десятка два их в таком виде и увели в плен. Наступление продолжалось. С каждой минутой соотношение сил на западном берегу реки Друть менялось в нашу пользу.  Через три часа нашего наступления полк овладел  второй траншеей. Рота была уже сведена под централизованное управление и вела бой вместе со стрелковыми ротами за дорогу Заполье – Колотилово. На нашем участке противник ввел полковые резервы. Но батальоны 30 Хасанского стрелкового полка отбив все контратаки к исходу дня продвинулся на 3 – 4 километра, овладев при этом четырьмя населёнными пунктами. Но нашему соседу слева, батальону 115 УР, не удалось форсировать р.Друть. Оборонявшая группировка противника угрожала нашему батальону и всему полку, а так же держала под обстрелом переправу через реку Друть.            

На второй день бой шёл с наименьшим ожесточением. По приказу командира 102 дивизии генерал – майора Погребняка наш 30 Хасанский стрелковый полк получил задачу штурмом овладеть опорным пунктом Детдом. Вот эта - то группировка врага и угрожала нашему левому флангу и держала под непрерывным обстрелом переправу через р.Друть. Овладеть детдомом, было поручено нашему 2 батальону.                                                                                                                                                                            

После сильного артиллерийского   и миномётного налета и поддерживающий штурмовой авиацией батальоны завязали жаркий бой. Фашисты упорно удерживали позиции, но через несколько часов детдом был взят. Много фашистов осталось лежать  в его развалинах, часть их была взята в плен, остальные в беспорядке отступили.  В бою при штурме детдома особенно отличился пулеметный взвод под командованием старшины  Федина и вторая стрелковая рота старшего лейтенанта Лысенко. Эту штурмовую группу я поддерживал своими миномётами, а после этого боя старшина Федин и  старший лейтенант Лысенко, мне и моим солдатам пожали руки за стрельбу. Продолжая преследования врага, взламывая укрепленные позиции, наш полк к исходу 25 июня 1944 года продвинулся на 12 -12 километров в глубину обороны противника, подошёл к армейским тылам. Наш полк совместно с 40 асп. За короткий срок  овладели и этим узлом сопротивления гитлеровцев, где было много захвачено трофеев: продовольствия, обмундирования и боеприпасов…  В этом бою мы потеряли своего командира батальона капитана Павловского, мед.сестру Аню Щеглову. Погиб от пули снайпера и мой ординарец Алексей Полосухин. Несмотря на то, что враг несёт большие потери в живой силе и технике, он упорно сопротивляется. На пути нашего наступления стала естественной преградой река Добысна.  Фашисты не неё возлагали большие надежды, её берега они сильно укрепили, переправы были взорваны. Но враг и на этот раз просчитался. Наша дивизия, введя резервы, сразу в трех местах форсировала Добысну.  И к исходу 26 июня овладела и этим опорным узлом  сопротивления. Противник потерял и вторую оборонительную полосу.          

Не имея больше сил и средств сдерживать наш натиск, фашисты поспешно начали отступать к г.БобруйскуХасанского полка и . Продолжая развивать наступление за рекой Добысна батальоны нашего 30 Хасанского полка и полки 102 Дальневосточной стрелковой дивизии, утром 28 июня подошли к р.Березине и в тот же день переправились на её западный берег.   Продолжая теснить противника к городу, части 102 сд. стали чаще и чаще встречать ожесточенное сопротивление обреченного на гибель врага. Фашисты бросаются в контратаки, пытаются вырваться из окружения. Но тщетно. Стальное кольцо над Бобруйском медленно, но уверенно сжимается. Утром 29 июня наша дивизия во взаимодействии с частями 217 стрелкового полка, пошли на штурм г. Бобруйск и к исходу дня город был взят. Гарнизон Бобруйска перестал существовать, часть противника была уничтожена, другая часть пленена. По центральным улицам города беспрерывным потоком потянулись колонны военнопленных. В городе Бобруйске есть собор, построенный ещё нашими бога почитаемыми предками, его то фашисты и превратили в лагерь смерти для наших русских военнопленных. Находившиеся в нём семнадцать тысяч солдат были освобождены, стремительным наступлением частей и соединений 29 стрелкового корпуса, в котором имел честь бороться с немецко-фашистскими захватчиками и моя персона. Было взято множество трофеев: военного имущества и награбленного у мирного советского населения. Немало и вражеских солдат бесславно полегло на нашей земле, на которую они пришли как завоеватели, но вместо лавров нашли смерть.    

За прорыв обороны и дальнейшие бои этого периода времени мне была объявлена благодарность и выдана на руки на установленном бланке и персональная благодарность с занесением в личное дело. После короткой передышки наша дивизия совместно с только, что вступившими в бой мотовойсками  окончательно ликвидировала окруженную вражескую группировку и снова собравшись в кулак, перешла в наступление. За несколько дней боёв во взаимодействии с частями 65 армии освободила  города Слоним и Волковынск, а седьмого июля подошла к городу Барановичи и к вечеру овладела им.    

Скоро дивизия вышла на государственную границу дружественной нам Польши, в направлении города Острув – Мазовецкий. На госгранице сильно закрепились в дотах и дзотах, сооруженных ещё армией Пильсюдского, немцы, затем настроили и свои. Бои намечались быть здесь тяжёлыми. Враг рассчитывал  задержать нас надолго. Однако успешное наступление соседних 1 и 3 Белорусских фронтов создали угрозу окружения этой обороняющейся группировки врага. Но боевая мощь 2 Белорусского фронта была не из слабых, которую вскоре испытали на своей шкуре фашисты.             Наконец был дан сигнал к действию. Открыла огонь наша артиллерия, над дотами и дзотами повисла штурмовая авиация и бомбардировщики, вышла на прямую наводку и вся противотанковая артиллерия и танки, которые так не приступили к разрушению этих железобетонных сооружений. После часовой работы танков, артиллерии и авиации и этот железобетонный рубеж немцев перестал существовать. Полки нашей дивизии вошли на территорию Польши, которые  были должны помочь братскому польскому народу освободиться от фашистского ига, обрести национальную свободу.           

Встречая упорное сопротивление на польской земле, отчаянно цеплявшего за каждый населенный пункт, за каждый водный рубеж врага, 30 Хасанский стрелковый полк подошёл к польскому городу Острув – Мазовецкий, а ночью вместе с подошедшими танками полностью им овладел и отбросил противника на 3 – 4 километра от города. Преследуя, довольно изрядно потрепанные в предыдущих боях немецкие части, наш полк первым вышел к реке Нарев. Началась срочная подготовка к форсированию реке. Сапёры начали сбивать из подручного материала, отыскали несколько и лодок у местных жителей. Во время подготовки переправы я был третий раз ранен. Осколки врезались в правую ногу ниже голени. Перевязав на скорую руку рану, я снова стал руководить подготовкой переправочных средств. Ротой мы сделали один плот и достали  у жителей две не большие, но довольно прочные лодки. Эти лодки  мне и оставил командир батальона, а плот забрал для нужд батальона.                                    

Первого августа 1944 года, после беглого минометно-артиллерийского огня первый эшелон полка приступил к форсированию реки. В первый эшелон, который составлял наш батальон, входила и моя миномётная рота. Несмотря на сильный артиллерийский огонь противника, первый отряд, который составлял одну стрелковую роту, пулемётный взвод и взвод минометной роты, форсировал реку благополучно. Со вторым рейсом вместе с расчетом сержанта Веснина поплыл на правый берег и я. И только что лодка  вошла на середину реки, как снаряд разорвался в одном метре от лодки. Взрывной волной лодка была перевернута. Миномет, конечно, пошёл ко дну. Нам с Весниным еле удалось спасти от гибели рядового Попова, который не умел плавать. Но все, же мы все благополучно достигли правого берега, а с третьим рейсом старшина Сысоев доставили запасной миномёт. И как только наш батальон завязал бои на правом берегу реки, к переправе приступили и другие батальоне полка. А наш батальон вёл бой уже во второй траншее врага. Вскоре закончили переправу и другие два батальона, которые тут же вступили в бой по ширине плацдарма. Бой завязался за третью вражескую траншею.  Враг не жалел свои силы  и любой ценой стремился сбросить нас в воду. Он ввёл в бой резервы, при помощи которых ему удалось несколько потеснить нас. Мы были вынуждены оставить третью траншею, и как следует закрепиться во второй. Но фашисты не смирились с этим. Они решили вообще сбросить нас в реку. В ночь они предприняли еще несколько контратак, они были так же успешно отбиты. Пехота стойко стояла на занимаемых рубежах. Пришлось поработать и миномётчикам. При  отражении этих четырёх контратак рота выпустила за головы фрицам около двух тысяч мин. Стволы миномётов раскалились, до них нельзя было притронуться, а наводчик миномёта Шаров удосужился даже прожечь шинель.   Часа в четыре ночи фашисты предприняли ещё одну контратаку,  это была пятая контратака с момента высадки. Им удалось потеснить третью роту, и тогда комбат приказал командиру этой роты капитану Емельянец, снова  овладеть второй траншеей, враг её полностью занял. Таким образом,  дневной успех полка был сведен на нет.  Враг ещё рвался вперед, воодушевленный только, что достигнутыми успехами, но  дальнейшего успеха он не достиг. Советские батальоны решили умереть, но не отступать, ни шагу. А вскоре и сами перешли в контратаку. В результате этих боёв вторая траншея стала ничейной. Днём враг предпринял новую контратаку при поддержке танков. Полк, понеся большие потери при форсировании реки и расширении плацдарма, отбить эту атаку, да ещё и с танками уже не мог и был вынужден оставить занятые позиции и отойти к занимаемым рубежам частями 217 стрелковой дивизии, которые одновременно с нами форсировали реку Нарев.  Дня через два или три дивизия была выведена на пополнение и отдых, и в конце октября 1944 года вновь была введена на плацдарм, где в течение всего ноября месяца вела бои по расширению этого плацдарма, в трёх направлениях. В результате чего плацдарм был расширен до 18 километров по фронту и до 8 – 10 километров в глубину. После чего  на него были введены все соединения 48 армии. За эти двухмесячные  непрерывные бои я был награждён орденом Отечественной войны 2 степени,  командир взвода лейтенант Злуницын – орденом Красной звезды. Орденами и медалями были награждены многие солдаты и сержанты, а старшина Максютов за форсирование реки Нарев и первому ворвавшемуся во вражескую траншею – орденом Славы II степени. Здесь же на Наревском плацдарме, 11 ноября мне было  присвоено звание -  капитан. Это звание было присвоено так же как поощрение, раньше на целый месяц установленного срока.                                                                            

Из книги о Великой Отечественной войне видно, что наступление наших войск с Наревского плацдарма намечалось Верховным командованием на конец января месяца 1945 года. Но в результате активных боевых действий гитлеровских войск против союзных армий во Франции, союзное командование в частности Британский премьер-министр Черчиль, запросил у Верховного Главнокомандующего Советских вооруженных сил тов. Сталина помощи,  которых Гитлер грозился сбросить в Ла – Манш. Выполняя союзнический долг, частям 48 и 65 армиям 2 Белорусского фронта, было приказано перейти в наступление с Наревского плацдарма 14 января 1945 года.          

За короткий срок войска были подготовлены к наступлению. Вот наступил и день 14 января. Сотни орудий открыли огонь по передовому краю врага. В воздух поднялись прославленные штурмовики. Началась обработка огнем долгосрочные укрепления противника. Через час сорок минут в бой вступила и отважная пехота. При поддержке танков и самоходных орудий к исходу дня 30 Хасанский полк овладел городом Макув, затем, не теряя темпа наступления и пользуясь темнотой, овладел  и двумя населенными пунктами. Враг покатился к своим границам, а наши полки горя желанием скорее зайти на немецкую землю с ещё большим ожесточением стали бить фашистского зверя. Так на плечах вражеских солдат наш 30 Хасанский стрелковой полк, подошёл к границам Восточной Пруссии и вскоре овладел первым немецким городом Найденбург.  Но враг не сдаётся, он всеми силами стремится остановить наше победное шествие. Он предпринимает ряд контратак, чтобы вновь вернуть Найденбург. Но все их потуги не достигли цели. Части 102  Новгород-Северской не за эти шла сюда, чтобы брать да отдавать города. Задача их была предельно ясна: Бить врага в его собственной берлоге. На штурм поднялся наш солдат,       Вперед на Кенигсберг, ни шаг назад.                                                                 

Фашиста бьём в родной хибаре.  Он стал метаться как в угаре. В бой ежедневно вступают всё новые и новые полки и дивизии. Продолжая наступление, 30 Хасанский встретил упорное сопротивление фашистов на реке Посорге. Здесь у немцев ещё со времен прусских королей Фридрихов были настроены долговечные сооружения из железобетона. Доты и дзоты имели вращающиеся колпаки, с круговым обстрелом, здесь имелось большое количество живой силы и техники. Сюда были доставлены и СС войска. Но, не смотря на оснащенность железобетонных сооружений и отъявленных головорезов из войск СС, войны 30 Хасанского полка сумели форсировать р. Посорг и закрепить за собой плацдарм по фронту и метров 400 – 600 в глубину.  Этот плацдарм немцы простреливали кинжальным огнем с трех сторон, казалось все живое на этом пяточке чужой земли должно быть разорвано на мелкие клочья и перемешано с землёй. Но бойцы полка, а затем ночью переправились воины и 16 Уссурийского стрелкового полка, шаг за шагом  продвигались вперед. Плацдарм постепенно расширялся. Стали переправляться  на помощь Хасанцам артиллерия и танки, которые за ночь закопались и стали неприступными для врага. В ночь на 1 февраля на плацдарм направился и 40 полк, где несколькими боевыми группами блокировал четыре дзота и тем самым дал возможность перейти в наступление все дивизии во фланг обороняющей группировки фашистов. К вечеру следующего дня при массовой поддержке с воздуха, во взаимодействии с артиллерией и танками дивизия полностью овладела этим укрепленным районом.        

В результате четырёх дневных боёв плацдарм был расширен до 15 -20 километров в ширину и 12 – 15 километров в глубину обороны немцев. Враг потерял до двух тысяч убитыми и ранеными, около четырёхсот солдат и офицеров было взято в плен. Понесли не малые потери и наши части. Особенно понёс большую утрату весь наш 3 Белорусский фронт. Здесь в боях на реке Посорге был смертельно ранен командующий 3 Белорусским фронтом генерал армии Черняховский. Вечная память Вам боевой генерал. Продолжая преследовать фашистов наш полк с полком самоходных пушек и батальона танков Т – 34, во  второй половине февраля месяца овладел городом Вордмит. Дивизия временно встала на отдых, имея цель отработки взаимодействия с танками в качестве десантников. Так в течение трех – четырёх дней тренировочных упражнений, полк был готов выполнять поставленные задачи в качестве танкового десанта. Три самоходные пушки получила и мин.рота. После этого дивизия получила задачу на расчленение Восточно-Прусской группировки войск, которая основными силами располагалась в районах Данцига, Тельзита, Кенигсберга и других портах Балтийского моря, имея главное направление на порт Розенберг. 20 февраля 1945 года наш 30 Хасанский был посажен на танки и при поддержке авиации овладел городом Алейнштейном, где находились и армейские и фронтовые тылы фашистов. Здесь было захвачено много продовольствия, вещевого военного имущества, боеприпасов.Здесь были захвачены два эшелона со скотом, один эшелон с хлебом, эшелон с советской молодёжью. Всё это предназначалось или вернее сказать следовало в Германию. Но быстрое продвижение наших полков 102 стрелковой дивизии дало возможность вернуть все эти эшелоны настоящему их владельцу – Советскому народу. Кроме указанных выше трофеев дивизией вместе с танковой бригадой было взято четыре склада с нашим русским обмундированием до военного образца, в основном предназначенных для кавалерийских частей, как для рядового состава, так для офицеров. Следует отметить, что станция вплоть до вмешательства наших соответствующих органов, функционировала нормально. Весь персонал станции был на своих местах и о приходе наших войск узнали уже от нас.  Теперь можно себе представить с какой поспешностью фашисты и их непобедимые войска СС оставили город. Они даже не успели вывести и тяжелораненых своих солдат и офицеров из госпиталей, а в Алейнштейне их было два, которые составляли в общей сложности пять трёхэтажных корпусов. В начале марта месяца полк подошёл к городу Браунсберг и после часовой штурмовки с воздуха и артиллерийского обстрела самоходной артиллерией и миномётами, совместно с танковыми подразделениями, полк овладел городом и с ходу ворвался на окраину города Хайлингебаль, который находился в 12 -14 километрах от города Браунсберг и завязали уличные бои.  Уместно отметить, что начиная с подступов к Браунсберга, бои носили исключительно тяжёлый характер. Дело в том, что немцы взорвали дамбы на Балтийском море, и вода залила большую территорию, в том числе и на пути следования нашего полка. Продвигаться вперед было можно исключительно только по дорогам. Но благодаря бесстрашию танкистов и героической пехоты, наступление  не останавливалось, а с ещё большим мужеством и упорством наращивалось.   Стрелки побросав шинели и оставшись в одних гимнастёрках, где вброд, где вплавь неудержимо шли вперед, уничтожая всё живое на своём пути. Ворвавшись в город Хайлингебель, и завязав уличные бои, полк в течение трёх суток вёл ожесточенные бои. И лишь на четвертые сутки с подходом 40 асп., а затем и 16 усп. со своими поддерживающими средствами и авиации, которая теперь без риска попасть в своих, начала бомбить город, удалось сломить сопротивление врага и после двух – трех часового боя город был полностью взят. Было взята в плен вся группировка врага, во главе со штабом, комендант города или командир этого опорного пункта застрелился. Полку оставалось выполнить последнюю задачу, овладеть портом Розенберг, который находился в трех – пяти километрах от города Хайлингебель. Но с этой задачей справился один батальон, так как части, которые должны были защищать этот порт, уже не существовали. Они нашли свой конец в Хайлингебеле. Задача, поставленная полкам 102 сд. по расчленению Восточно-Прусской группировки войск, была блестяще выполнена. Оплотом дальнейшей судьбы Восточной Пруссии оставались г.г. Кенигсберг, Тельзит и Данциг. С вводом других соединений 48 армии этот коридор расширился до 10 -15 километров, что позволило в дальнейшем ввести дивизии и 65 армии, которая была соседом слева от самой Орлово-Курской дуги.  

Подготовка к штурму последнего фашистского гнезда на берегах седой Балтики, наши войска начали примерно за месяц до назначенного дня Верховным командованием. И вот этот день наступил. Этот день был днём 9 апреля 1945 года. В пять часов утра, тысячи орудий и миномётов разных калибров разорвали тишину предутреннего весеннего дня. Десятки мощных прожекторов направили свои лучи на рубеж обреченных защитников города – крепости.    

Спустя час после артиллерийской подготовки вся живая сила 3-х фронтов стала в строй. Тремя стальными колоннами стали сжимать сопротивляющегося врага, вокруг крепостных стен. Противник защищался с отчаянием раненого зверя, но его потуги были тщетны. Кольцо окружения сжималось с быстротой молнии. А к шести часам утра бои уже велись на улицах города. К 12 часам центр города был в наших руках. Порт, находящийся на канале города, перестал функционировать. Но враг ещё силен, он не сдаётся. Взорвав все мосты через реки и каналы, которых в Кенигсберге множество, фашисты сосредоточили свои силы в районе вокзалов.         

Наведя ночью переправы, наши на следующий день 10 апреля приступили к дальнейшему штурму города. Я не могу описать эти уличные бои, это под силу перу Шолохова или Смирнова, но мне и до ныне кажется, что каждый дом, каждый подвал, каждый чердак обрушивал массу огня на головы советских воинов. Казалось, что даже цемент прожигал через подошвы ноги. Но как бы, то, ни было, а дом за домом, улица за улицей переходили в руки наступающих. Враг неизменно откатывался к морю.  

В разгар боя за Берлинский вокзал наша дивизия получила приказ вывести полки из боя и в срочном порядке переброситься на новые позиции в районе порта Розенберг. Здесь фашисты намечали высадку своего десанта с косы Фриш Нерунг. Через три с половиной часа, наш полк уже занял оборону в указанном районе. А штурм Кенигсберга с ещё большим упорством продолжался, где к исходу третьих суток был полностью освобождён от вражеских солдат. Войска 3 Белорусского фронта остались наводить порядок в городе, а оба Прибалтийских фронта продолжали преследовать врага отступающего к Пилау, где и добили его. На этом и заканчивается мой боевой путь, путь освободительной миссии нашей Родины и народов братских нам стран.    

За этот путь, который начался с берегов Волги, Родина меня наградила орденами: «Красной Звезды» Александра Невского Отечественной войны I степени Отечественной войны II степени и пятью медалями, Мне так же было выдано шесть благодарностей на специально установленных бланках и одно персональное, которое было записано в личное дело и удостоверение личности.  Не забыли «наградить» меня за этот путь и фашисты. От них я получил три ранения и одну контузию. За эти «награды», и за совершённое злодеяния нашему народу, не только я не прощу фашистам, но не простят и мои дети и внуки.