Чайкин Андрей Варфоломеевич
Мы сидели с отцом на
кухне. Пили чай. Естественно, перед этой процедурой мы познакомились с листьями
чая, поговорили с ними, пожелали им доброго вечера, а потом слушали, как они
орали, когда мы их заливали кипятком. Но дело не в том, что я сейчас придумал
последнее предложение, а в том, что тогда отец рассказал мне историю, которую я,
к стыду своему, ещё ни разу не слышал. Хотя лет мне тогда было уже довольно
много, и я не только умел читать и писать, а даже был способен взять
производную какой-нибудь простейшей функции, в общем, на всех парах стремился к
совершеннолетию. Но этот вечер помахивал мне чем-то неприличным из-за штор и
говорил: совершеннолетие твое наступает не тогда, когда ты достигаешь определенного
возраста, а тогда, когда заканчивается твое детство. Но об этом чуть позже,
– сказал отец, – раз уж мы заговорили на эту тему, то позволь мне рассказать,
как наступило совершеннолетие у одного человека, имеющего к нам
непосредственное отношение.Я позволил, и жизнь
моего деда стала обретать реальные очертания.Детство деда
закончилось в печально известном тысяча девятьсот семнадцатом году, когда его –
четырнадцатилетнего паренька – призвали в Красную армию. Но насладиться
прелестью нахождения в доблестных большевистских войсках ему довелось не больше
года. Деда вместе с его таким же неоперившемся другом спас красный командир –
отважный мужественный рубака, – которому на тот момент уже исполнилось полноценных
восемнадцать лет. В одной из ночных разведок, происходившей в такую ночь, что
даже Луна зажмуривается от невыносимого света темноты, командир отправил двух юных
бойцов домой, а вышестоящему командованию на следующий день доложил, что они
погибли при исполнении, что позволило ему увидеть слезу, бороздящую немолодое
лицо старого солдата, правда, не в этот раз и не по этой причине.А мой дед успешно
добрался до родной деревни, где их с другом встретили белоказаки, явно не
ожидавшие увидеть представителей красных, да ещё и в таком немногочисленном
составе. Но первый год гражданской войны отличался от своих младших братьев
тем, что люди еще не дошли до состояния озверения, и человеческая жизнь была
ещё чем-то более весомым, чем чем-то менее значимым. И деда не расстреляли, а просто
отделали шомполами так, что он весь следующий месяц не мог сидеть. С тех пор он
до самой смерти недолюбливал апрель. В гражданскую войну деду
больше воевать не пришлось, но на всю жизнь он запомнил своего командира и
спасителя. Уже в преклонном возрасте дед вспоминал этого восемнадцатилетнего
юношу с сабельным шрамом, разделяющим лицо на женскую и мужскую половины, но
вспоминал он его этаким исполином, настоящим богатырем и героем, каким его
образ отложился в почти детском сознании.В следующий момент
поглощения напитка, настоянного на утонувших чаинках, я осознал, что война
может привносить в человеческую жизнь абсолютно противоречивые чувства и
эмоции. Вот, к примеру, если бы не было Великой Отечественной войны, то не было
бы и моего отца и, как следствие, и меня. Но это я зачем-то начал с вывода из
услышанного мной далее.Дед был на фронте с
первых дней войны. Ему довелось увидеть первый залп «Катюш», которые повергли
немцев в шок, сравнимый для них с отсутствием бутерброда на завтрак. Наши
солдаты были людьми более стойкими, но и их поразило, когда «Катюши» были
взорваны при отступлении, чтобы они не достались врагу, который мечтал
надругаться над ними и таким образом узнать секреты русской души и оружия. Тогда
же довелось деду ходить в атаку с вилами в руках, поскольку винтовок на всех не
хватало, а людей в стране было много, и считать их не привыкли. Впервые вместо
пуль мимо деда пролетали ноги, руки и головы солдат, многие из которых он мог
назвать по именам. По именам, оставшимся в истории на его глазах. Естественно, атака
каждый раз захлебывалась, но подходило пополнение и все начиналось сначала. Только
один раз атакующим удалось освободить одну
из деревень и захватить продовольственный немецкий склад. На радостях солдаты
наелись вдоволь колбасы, шоколада, выпили шнапса, и жизнь стала прекрасной как
радуга, перескакивающая из одного глаза в другой при попадании первых солнечных
лучей в темную спящую комнату. Но длилось это недолго. В атаку пошли немецкие
танки и начали давить наших солдат как котят, которые своим появлением никого
не обрадовали, кроме всё понимающей, но ничего не осознающей матери. Винтовки и
вилы были бессильны против ревущих монстров и тем более танков, в которых они
сидели. Но и на этот раз везение деда обратилось в спасительную встречу с
противотанковым рвом, таким желанным и гостеприимным. Танки были остановлены,
немецкая пехота отстала. Страх деда перемешивался с желанием уничтожить хотя бы
одну дулоносую железную машину противника, но для воплощения этой мысли в
реальность не хватало гранат и бутылок с зажигательной смесью. Хотя, в данном
случае, вместо «не хватало» правильнее сказать «не было». И, как это ни
парадоксально, когда появилось оружие, закончилось везение деда. В тысяча
девятьсот сорок втором году он попал в плен в составе двух армий, окруженных
под Харьковом, и всё оставшееся до конца войны время провёл в концлагере.
Изнурительный труд, бесконечные побои и голод превратили его в настоящий скелет.
При росте сто восемьдесят пять сантиметров он весил сорок пять килограмм. Думаю,
что он с радостью бы проклял современных анорексо-булимичек, которые
сознательно доводят себя до подобного состояния. Дед уже мысленно прощался с
жизнью, но, к счастью, концлагерь освободила американская армия. Потом
последовали счастливые три месяца, за которые союзники откормили деда, открывшему
у себя неожиданные способности к изучению иностранных языков. Правда, всё
многообразие чужого языка вместилось в слове «ОКЕЙ», которое являлось ключом к
братанию с американскими солдатами и к сытой жизни. Но и сейчас мы понимаем,
что зачастую этого слова достаточно, чтобы прослыть полиглотом за пределами
своей родины. Но позвольте мне продолжить начатую историю. ОК? ОК!В лагерь прибыли
эмиссары из НКВД и начали уговаривать пленников вернуться домой. Вас с нетерпением
ждёт Родина! Ждут ваши семьи! Советский народ встретит вас как
героев-освободителей!Лишь пять человек
согласились на предложение союзников уехать в Америку. Остальных с почестями
посадили в купейные вагоны и под «Прощание Славянки» отправили на Родину. Но
как только поезд пересек границу с Польшей, всех бывших узников выгнали из
вагонов, и, присвоив им звучные звания предателей и врагов народа, отправили в
штрафные батальоны на японский фронт. В силу возраста и плачевного состояния в
штрафбат дед не попал, зато попал на бесплатные работы на Украину –
восстанавливать разрушенный город Никополь. Удивительно похожие по звучанию и
действию слова – голод и холод – косили ссыльных строителей сотнями, но даже
там находились поводы для радости, одним из которых явилась встреча двух разнополых
одиночеств. Так в этой истории появляется моя бабушка, а вскоре и моя тетя,
которая прожила всего полгода. Детский организм оказался не готовым к подарку в
виде голодно-холодных дней. Девочку похоронили в саду, а на её могилке посадили
абрикосовое дерево. Мой отец был вторым ребенком и первым выжившим, хотя до
года он был настолько истощен, что никто не верил, что он способен победить
склонившуюся над колыбелью смерть. Он выжил назло всем, а назло голоду к своим
шестидесяти годам даже стал довольно-таки упитанным. Своего деда я, к
сожалению, не помню, но знаю, что когда меня трехмесячного привезли ему
показать, то он три дня носил меня на руках, внимательно рассматривал и,
наконец, признал, что пацан свой. Через три месяца его не стало. В этот год был
невиданный урожай абрикосов на дереве в саду. Это радовалась моя тетушка тому,
что круговорот жизни на земле продолжается, не смотря ни на что.