В конце 1930-х годов на территории оккупированной японцами Маньчжурии, неподалеку от города Харбин, был воздвигнут огромный исследовательский комплекс, где проводились эксперименты по созданию бактериологического оружия. «Отряд № 731» - так именовался он в документах. «В центре над всеми другими строениями возвышалось огромное четырехугольное, облицованное белыми плитками здание. Таких больших зданий я не видел ни в Осаке, ни в Синьцзине, ни в Харбине, - писал один из сотрудников отряда №731, скрывшийся за псевдонимом «Хироси Акияма». - Озаренное лучами солнца, оно казалось ослепительно белым и высоко вздымалось, заслоняя небо. Здание было обнесено кирпичной стеной, поверх которой в несколько рядов была натянута колючая проволока». Но опыты здесь проводились не только на крысах. В основном объектами экспериментов были живые люди. В 1949 году на Хабаровском процессе военные преступники признались, что, главным образом, здесь содержались бойцы китайской Народно-освободительной армии и советские граждане – жители Харбина, попавшие в плен участники боев на реке Халкин-Гол и озере Хасан, и красноармейцы, захваченные на советско-японской границе. Из тех, кто был помещен в тюрьму 731-го отряда, не выжил никто.

Ежегодно для бесчеловечных экспериментов на живых людях из харбинской тюрьмы «Хогоин», что значит «Приют», под покровом ночи, в наглухо закрытых машинах привозили от 500 до 600 человек. «В отряд № 731 жандармерия направляла для истребления тех лиц, которые отказывались служить японским интересам и отказывались давать сведения о Советском Союзе, что могли сделать только те, которые ранее проживали в СССР или являлись советскими гражданами и патриотами своей Родины, - во время предварительного следствия рассказал один из жандармов. - Боясь разоблачений за насильный захват советского гражданина, за издевательства и пытки во время допроса и другие незаконные действия против советского человека, японская жандармерия производила отправки в данный отряд под видом того, что отправляемый болен заразной болезнью и требуется его изоляция».

Заключенных здесь называли «марута» - «бревна». «Бревнам» не нужны были человеческие имена. Всем пленным отряда давали трехзначные номера, в соответствии с которыми их распределяли по оперативным исследовательским группам в качестве материала для опытов, - писал журналист Сэйити Моримура в своей книге «Кухня дьявола». - В группах не интересовались ни прошлым этих людей, ни даже их возрастом. В жандармерии, до отправки в отряд, каким бы жестоким допросам их ни подвергали, они все же были людьми, у которых был язык и которые должны были говорить. Но с того времени, как эти люди попадали в отряд, они становились всего лишь подопытным материалом - «бревнами» - и никто из них уже не мог выбраться оттуда живым.

«Бревна» нельзя рассматривать как людей. «Бревна» уже мертвые сами по себе. Теперь они умирали второй раз, и мы лишь исполняли смертный приговор», - убеждал специалист по обучению персонала отряда №731 Тошими Мизобучи. «Впрочем, среди работавших в отряде ученых и исследователей не было никого, кто хоть сколько-нибудь сочувствовал «бревнам», - вторил ему другой служащий отряда. - Все - и военнослужащие, и вольнонаемные отряда - считали, что истребление «бревен» - дело совершенно естественное».  

Тех, кто выживал в ходе экспериментов по заражению тифом, чумой, сибирской язвой, холерой и дизентерией, периодически все равно убивали. Это называлось «прореживанием». Ведь тюрьма могла вместить ограниченное число заключенных, а для «чистоты эксперимента» требовалось, чтобы были здоровые подопытные, не ослабленные предыдущими опытами. «Выживших подопытных заключенных сотрудники выводили из камер и вели в специально оборудованную комнату, где быстро вкалывали в запястье хлороформ. Менее чем через секунду у подопытного начиналось удушье, глаза выкатывались из орбит, тело покрывалось гусиной кожей и наступала смерть. Такому «прореживанию» подвергалось до 20 «бревен» в месяц», - сообщили убийцы.

По данным китайских историков, жертвами экспериментов над живыми людьми, которые проводились в отряде №731, стали как минимум 93 советских гражданина. «Фамилии всех лиц, отправленных на уничтожение в 731-й отряд, я не помню, - рассказывал Хабаровскому трибуналу заместитель начальника тюрьмы «Хогаин» Кендзи Ямагиси. – До сего времени сохранился в памяти солдат Советской Армии Демченко, который в категорической форме отказался давать какие-либо сведения о Советском Союзе. С моего согласия к нему применялись меры физического воздействия, его подвергали пытке, но Демченко все же показаний не давал. Тогда я решил его уничтожить и с этой целью отправил его в 731-й отряд».

Начальник тюрьмы «Хогоин» Иосио Иидзима смог вспомнить отправленных им на смерть харбинского артиста Смирнова, русского священника, советского моряка и девушку по имени Лиза.

В июле 1945 года в тюрьме вспыхнул бунт. Двое русских заключенных, каким-то образом сняв наручники, смогли обезвредить охранника, захватить у него ключи, выйти из камеры и выпустить других узников. Однако выбраться из здания они не смогли. Тюрьма была блокирована охраной. «Один из заключенных, схватившись за решетку, начал что-то громко кричать сотрудникам отряда, целившимся в него. Это был русский, шатен, лет сорока, широкоплечий. Его мощный голос разносился по всему внутреннему двору, - цитировал свидетельства очевидцев Сэйити Моримура. -   Когда думаешь об этом теперь, становится ясно, что голос русского был криком души, у которой отняли свободу. «Бревен» мы людьми не считали. Однако на этот раз смерть людей отличалась от той, которой они умирали во время экспериментов. Подняв бунт, заключенные перестали быть «бревнами». Пленный, ударивший сотрудника спецгруппы и выхвативший у него ключ, поднялся в глазах служащих отряда до уровня человека, имеющего свое, человеческое достоинство. Мы заставили его замолчать пулей, но он, безоружный и лишенный свободы, несомненно, был сильнее нас».

Внутрь помещения был пущен ядовитый газ, все заключенные, пытавшиеся отстоять свое человеческое достоинство, погибли. После начала советско-японской войны были убиты и остальные узники тюрьмы отряда №731. Однако сопротивление, оказанное русскими пленными, произвело большое впечатление на служащих отряда: «Тогда мы все в душе почувствовали: правда не на нашей стороне».