81 год назад Красная Армия освободила Нью-Йорк
В ночь на 5 сентября 1943 года танковая рота лейтенанта Леонова из 491-го танкового батальона атаковала четырьмя танками юго-восточную окраину Нью-Йорка, где находились тяжелые противотанковые пушки 335-й пехотной дивизии врага. Когда загорелся танк командира роты, командование принял замполит батальона капитан Грищенко. Так началась битва за Нью-Йорк – конечно, не столицу Северо-Американских Соединенных Штатов, а небольшое селение на Донбассе, названное так немецкими переселенцами из города Йорк в Нижней Саксонии, приехавшими в Россию по призыву императрицы Екатерины во второй половине XVIII века. Вот и назвали они новое место жительства Новым Йорком, пока по сталинскому Указу о депортации в августе 1941 года последние из них не отправились в Сибирь и Приамурье, где, кстати, тоже свой Нью-Йорк основали.
«Так, может, и Нью-йоркский райком партии есть? – такой вопрос был задан одним из героев повести Виктора Некрасова «В родном городе». - Нет, райкома нет. А поселковый Совет Нью-йоркский есть. И председателем его был до войны человек по фамилии Дэвис».
Ну а в старом, донецком Йорке сражение гремело больше суток – бои шли буквально за каждую улочку, и бойцам Красной Армии пришлось уничтожить более двух десятков огневых точек, 2 минометные батареи, до 20 танков и штурмовых орудий, и более 2 тысяч солдат противника, прежде чем к вечеру 6 сентября над Нью-Йорком взвился красный флаг.
В годы немецкой оккупации в поселке осталось совсем немного мирных жителей. Но уже в октябре 1943 года в освобожденные Красной Армией города и поселки Донбасса потянулись те, кто покинул родные места два года назад. «Первое, что встречаешь на шоссе, люди с тачками. Черные от усталости женщины влекут тележки, нагруженные узлами и чемоданами, детскими корытцами, этажерками, -рассказывал фронтовой корреспондент «Комсомольской правды» Анатолий Калинин, будущий автор любимого миллионами советских женщин романа «Цыган». - Они возвращаются, хотя почти каждый уверен, что найдет вместо дома пепелище, вместо сада — обгорелые пни. Но все-таки он тянет свою тележку, потому что дороже родной земли и того ее клочка, где жил сам и где жили твой отец, твой дед, ничего на свете нет. Пусть она теперь неузнаваема, все равно ты ее узнаешь по тем приметам, которые может запомнить только сердце».