Рассказ родственника Алексея Русяева

                                                                                                                     Героем стать ты не успел на поле брани.

                                                                                                          Но жизнь твоя - вся подвигом была.

      Н. Шурыгина

Поздняя осень 1945 года. Тяжелое, полуголодное время, озарённое лучами Великой Победы, и потому полное надежд на счастливое будущее. Возвращаются домой последние фронтовики, задержавшиеся по разным странам. Каждая встреча с солдатом - это слёзы, слёзы радости со слезами горя, и последних было гораздо больше. Это были слёзы по не вернувшимся с войны, погибшим и пропавшим без вести.

В большом мордовском селе Лобаски, что в Атяшевском, а тогда в Козловском районе, сельчане готовились к первому послевоенному престольному празднику - Михайлову дню, что приходится на 21 ноября. В домах царила предпраздничная суматоха. К празднику готовились и в большой семье Русяевых. Их праздник был необычным, вдвойне радостным, ведь завтра возвращается с фронта старший сын Русяевых – Михаил. Только вот мать Надежда Фёдоровна время от времени смахивала набегавшую слезу. Она и сама не могла точно определить своё состояние: радость большая - сын возвращается. Что же тогда омрачает материнскую радость? Что заставляет её время от времени опускать руки и застывать в задумчивости? Ведь завтра её сыну исполняется 20 лет, и он возвращается домой! Но он возвращался… Без обеих ног. Maть и вся семья это знали, поэтому они ожидали Михаила с определённым беспокойством. На фронт eго проводили в августе 1943 года. До мобилизации Миша успел поработать в Ивановской области трактористом на торфоразработках. Там он несколько раз писал заявление об уходе добровольцем на фронт. Как тракториста Мишу направили в Казанское артиллерийское училище, а зимой 1944 его отправили на фронт, где он принимал участие в боях под Корсунь-Шевченковским. Миша с детства отличался добросовестностью и исполнительностью. Письма с фронта он также писал регулярно, стараясь не тревожить маму, обо всём рассказывал в шутливом тоне. О том, что его самоходку подбивали дважды, он, конечно, не сообщал. И вот под польским городом Бреслау немецкий снаряд попал в боезапас САУ. Взрыв был такой силы, что весь экипаж разбросало по полю. Но, как потом вспоминал Михаил, шёл год 1945-й. Соседние САУ остановились, артиллеристы потушили однополчан, погрузили их, обгоревших, в санитарную машину и отправили в медсанбат. Но, к сожалению, отыскать медсанбат во время боя оказалось нелегко. А пока искали, у обгоревших солдат началась гангрена. Сегодняшней молодёжи это слово «гангрена» ни о чём не говорит. А во время войны это было одно из самых страшных осложнений. Уже в госпитале Михаилу предложили отнять ступни обеих ног. Делать было нечего, Миша согласился. Но через 10 дней чёрные пятна вновь появились на его ногах. Это были страшные дни в жизни молодого парня. Операции следовали одна за другой, пока врачам наконец не удалось остановить страшный «антонов огонь», пожирающий тело молодого солдата. Левая нога у Миши отрезана по колено, а от правой осталась совсем небольшая культя. Трудные, мучительные дни переживал солдат. Он не скрывал, что часто ему не хотелось жить, порой его охватывало безразличие, порой – даже отчаяние. Михаил выздоравливал медленно. В Кенигсберге, глядя в окно, заметил грядку лука, зеленеющую в палисаднике. И всю жизнь он был уверен, что этот лук вернул его к жизни. Он попросил раненых обвязать себя простынёй и спустить в палисадник, где он, по его рассказам, начал есть этот зелёный лук прямо на грядке. Перепуганная медсестра со слезами просила его подняться в палату, а он жевал этот лук, который пробудил в нём аппетит, что в свою очередь ускорило его выздоровление.

В Мордовию он возвращался, переезжая из одного госпиталя в другой, всё ближе и ближе к дому. В одном из госпиталей он вместе с другими ранеными подвергся нападению украинских националистов. Его кровать стояла у окна, это и спасло ему жизнь.

И вот саранский госпиталь. Дорога к дому заканчивалась. К этому времени Mиша уже, собрав свою волю в кулак, строил планы на будущее. Но его страшила встреча с родными, он не хотел стать им в тягость. Его выписали из госпиталя 20 ноября, и в сопровождении солдата, на грузовой машине, выделенной военкоматом, он подъехал к своему дому.  Вся семья: мать с отцом, две сестры и два брата - выбежали ему навстречу. Сопровождающий солдат внёс его в дом почти на руках, ведь он ещё не научился ходить на протезах и костылях. Ночь прошла в разговорах с родителями.  А назавтра друзья и родственники заполнили дом. Праздновали его двадцатилетие и возвращение с фронта.  Как потом вспоминал Михаил Егорович, он глядел на всех, и никого не видел за пеленой слёз. Он замечал жалостливые взоры, обращенные на него. Даже тогда, в далеком 45 году, мало было таких, столь тяжело раненных и таких молодых. Но не зря он прошел испытание огнем. Этот огонь его закалил, укрепил. Михаил заканчивает в Саранске бухгалтерские курсы, работает счетоводом в колхозе. В 1954 году он женится, в тот же год у него родилась первая дочка, затем - три дочери.

Скоро сказка сказывается...

А жизнь в послевоенной деревне была тяжелой, голодной. Михаил отделился от отца, построил дом. Каждый день его жизни был наполнен трудом. Будучи без обеих ног, он копал огород, пилил и колол дрова, подшивал валенки для всего села. В 1946 году он получил первую мотоколяску, затем «Запорожец». Эти машины помогали его семье выжить. Он своими руками из старой машины сделал прицеп, на котором возил сено, дрова. Подраставшие дочери помогали ему во всем. Они не помнят, чтобы отец когда-нибудь жаловался на маленькую пенсию, на отсутствие внимания со стороны государства. До самой смерти он считал, что человек «сам кузнец своего счастья». Что в нём удивляло, так это чувство сопричастности ко всему, что происходило в стране. Каждое утро он читал газеты, внимательно слушал вести по радио и телевидению. И никогда он не чувствовал себя ущербным, обделенным. Летом он сидел на скамейке перед домом. Проходящие мимо односельчане останавливались, если не спешили, и просто здоровались, если спешили, а вокруг него бегали внуки, которые вечером окружали его, чтобы посмотреть, как дед «снимает ноги». Дом Михаила Егоровича всегда был открыт для гостей. В день Победы у них собирались все инвалиды войны села. К концу 80-х годов друзья-инвалиды отошли в мир иной. А он по-прежнему заполнял свой день заботами, с нетерпением ожидал лето, когда в отпуск съезжалась вся семья, а она все прибавлялась.

Двигаться дяде Мише становилось все тяжелей, но он не унывал, молча перенося надвигающуюся старость. Осенью 2000 года он перестал одевать протезы: он больше не мог ходить на них. Теперь он все время сидел на кровати. Но его ждало еще одно потрясение: в феврале 2001 года умерла его жена Мария Васильевна, с которой он прожил 47 лет. Последние годы он жил в Саранске у своей дочери Шурыгиной Надежды Михайловны.

Хоронили его в ясный октябрьский день 2003 года. На похороны собралось всё село. Он был в селе последним инвалидом. По мордовскому обычаю, над ним причитали родственники, провожавшие его в последний путь.

Для нас, его родственников, он навсегда останется примером для подражания. Его трудолюбие, честность и порядочность, отзывчивость и любовь к людям обеспечили ему уважение всего села.

Мне часто хочется привести дядю Мишу в пример тем людям, которые во всём винят государство, общество. Он был солдатом, он воевал и жил так, как подсказывала ему его совесть, и надеялся всю жизнь только на себя. Таким он и останется в нашей памяти.