Чем дальше уходят от нас военные годы, тем труднее воспроизвести атмосферу того незабываемого времени. И оттого фильмы о войне, снятые фронтовиками, сыгранные актерами, видевшими правду фронтовых будней, имеют особую ценность. В рубрике «Военное кино» мы постараемся еще раз напомнить о малоизвестных фильмах советского и российского производства, посвященных подвигу народа в Великой Отечественной войне. Фильмах, на которых воспитывалось несколько поколений наших бабушек и дедушек, пап и мам. Фильмах, ставших нашей историей. Нашим «золотым запасом» на все времена.

«Люди – сталь, а танк лишь кусок железа». Так было начертано внутри танка «Меркава» в израильском фильме «Ливан», получившем «Золотого льва» Венецианского кинофестиваля 2012 года. О том, что бывает, когда и танк лучший в мире, и люди не подкачали, полувеком ранее поведали фронтовики-сценаристы Михаил Дудин и Сергей Орлов и фронтовики-режиссеры Никита Курихин и Леонид Менакер, на четверых сообразившие придумать и снять гимн людям из стали, экипажу машины боевой, в канун битвы под Сталинградом в глубоком немецком тылу угнавшим из плена «тридцатьчетверку» и наделавшим шума посреди не нюхавшей пороха Германии. История побега танкистов с немецкого полигона так никогда не была подтверждена официально, став легендой. Но ее живучесть и гробовое молчание престарелых бюргеров говорят больше справок и документов. Тогда, в 1942-м они думали, что победа будет за ними, а будет она за нами, как сказал герой Юрия Никулина в картине Алексея Германа «20 дней без войны». И первыми жаворонками грядущего разгрома были эти несгибаемые русские танкисты, вдруг откуда ни возьмись посреди бела дня в самом сердце Германии на своем танке снесшие кинотеатр с орущим с экрана Гитлером, а затем вместе с танком заявившиеся в местный бар за кружкой пива. Им некуда было бежать, и они никому не могли помочь, ни одной из тех десятков угнанных в Германию русских женщин, в сцене, от которой ком в горле, бросившихся вслед за родным танком. Они могли только умереть на свободе, доказав себе и всем этим попивающим пиво немецким тыловым крысам, что мы не рабы и рабы не мы, пусть не надеются.

В последний раз в истории советский фильм о Великой Отечественной соответствовал самым последним мировым киноканонам не по содержанию - мир, дружба, водка, чего обычно ждут от русского фильма, а по форме. Крутые ракурсы, крупные планы, динамичный монтаж, виртуозная операторская работа Николая Жилина и Виктора Карасева, снявших в три раза уменьшенный макет Т-34 так, что ни один специалист не заметил - все это меркло и растворялось в том презрении к врагу и смерти, ярости и ненависти, которые лились с экрана прямо в кинозал во французских Каннах, заполненный разодетой во фраки публикой. И даже заслуженный артист Латвии Валентинас Скулме, сыгравший затесавшегося среди танкистов чахоточного француза не помог. Всё забывшая сытая Европа встретила «Жаворонка» недоуменным молчанием.

В том 1965 году «Золотую пальмовую ветвь» присудили ныне забытой напрочь англо-американской киношке «Сноровка», повествующей, как сказано в аннотации, о «молодом школьном учителе, который в свободное время пытается приобрести сноровку в знакомствах с девушками, обучаясь этому «искусству» у своего распутного соседа».

Следующие 10 лет в официальный Каннский конкурс советских фильмов о войне не брали.