Мой прадедушка Сергей Васильевич ровесник революции, родился 1 октября 1917 года в селе Борское. Закончил Бузулукский сельско-хозяйственный техникум и начал работать агрономом в Безенчукском районе, приняв на себя большую ответственность по приему и сохранению зерна. Из воспоминаний Сергея Васильевича «Еще учась в школе мечтал стать военным. В 1939 году поступил и 10 июня 1941 года окончил Чкаловское военное стрелково-пулеметное училище и было присвоено звание лейтенант. В марте 1940 года в военном училище был принят в члены ВКП(б). Начальник училища, комбриг Фишман и начальник Политотдела полковой комиссар Надоршин дали нам последние наставления: «Германия заключила с нами, с Советским Союзом, мирный договор. Германия, Италия, Япония заключили тройственный военный союз «Берлин — Рим — Токио», который направлен против Советского Союза. Вы едете в Киевский Особый Военный округ, на место службы на новой границе. Будьте достойными сынами Родины!» Нас, батальон лучших курсантов, выпустили, а оставшиеся три батальона задержали на переподготовку: армия оснащалась новым образцом танка Т-34. На станции Колтубановка 18 июня 1941 года я встретился с родителями, братом, сестренкой — не виделся более шести лет. Отец говорит мне: «Сынок, спасибо тебе за хорошую учебу в училище. Мне из штаба присылали благодарственные письма. Но ты сейчас едешь на войну». Я ему: «Войны не будет, Германия заключила договор с нами о ненападении». Но обстановка была напряженной, война приближалась. Отец оказался прав. В Куйбышеве со станции заехал домой, на Куйбышевскую улицу, 30, где жила моя жена с трехлетним сыном у своей сестры. Пробыл всего 3-5 минут и вернулся сюда лишь в декабре 1945 года... Из Киева нашу группу, в составе 20-ти лейтенантов, направили в Каменец-Подольский в 9-й укрепрайон 6-й Армии. Я был назначен командиром пулеметного взвода 41-го пульбата. В предрассветной мгле раннего утра 22 июня 1941 года появились немецкие самолеты с тяжелым надрывающим гулом, ревом и начали бомбить. Рвутся бомбы, содрогается земля, рушатся, горят здания, казармы, гибнут бойцы, командиры, военная техника, мирное население в зоне границы и в тылу. Оставшиеся в живых по команде командиров заняли огневые позиции и открыли огонь по самолетам, танкам, бронемашинам, идущей за танками фашистской пехоты. До нашего прибытия в штабе укрепрайона нас ознакомили с боевой задачей. Было собрание командного состава. Приказано: на провокационные действия немцев огня не открывать. Это приказ: «Не дать повода немцам развязать войну». Начало войны. Перед 41-м пульбатом была поставлена задача: занять оборону южного берега реки Смотричи. На противоположном берегу — Каменец-Подольский. Цель: во взаимодействии с авиацией, артзенитными батареями и зенитными пулеметами, метким огнем сорвать планы немецких самолетов бомбардировки города и мостов через реку. В случае высадки немецкого десанта по захвату мостов, уничтожить их огнем. Стоять насмерть. По мостам днем и ночью движутся наши войска на передовую, в тыл увозят раненых, идут составы товарных вагонов с ценным грузом, эвакуируется мирное население, гонят скот. Все направляется в тыл, на Восток, дальше от военных действий. Немецкая авиация в то время имела господство в небе, много советских самолетов было потеряно, в первые часы бомбардировки немцами наших аэродромов. Город, линию обороны, мосты бомбили по нескольку раз в день. Прилетали наши «Илы», «Чайки», но их было очень мало, поэтому они не могли противостоять противнику, несмотря на то, что наши летчики проявляли мужество, стойкость, героизм. Налетая, как смерч, они нарушали строй немецких бомбардировщиков, сбивали немецкие самолеты, в результате чего фашистские бомбы не попадали в цель. А наши потери!!! Помню случай, когда сбитый наш самолет, падая, горел. Летчик не выпрыгивал. Мы, с земли наблюдая за боем, про себя говорили: «Летчик, прыгай! Разобьешься!» Но он не выпрыгивал. Мы подумали, что летчик, наверное, был убит или тяжело ранен, не мог выпрыгнуть. И в последний миг жизни он, собрав последние силы, направляет свой падающий, горящий самолет на колонну немцев. Вдалеке, на месте его падения, всполохи пламени и взрывов. Мы, пулеметчики, определив тип вражеских самолетов, высоту и скорость полета, мгновенно все рассчитав, вели по ним целенаправленный огонь. И когда сбивали самолет, с радостью восклицали: «Так тебе и надо!» Вот когда мы поняли, какой жизненной необходимостью является не только знание материальной части, но и сила воли, стойкость, выдержка — кто кого опередит? Счет шел на секунды. Ты? Или фашист, летящий в самолете и сбрасывающий бомбы на линию обороны, — тебя? И ты, слившись воедино с рукоятками пулемета, вцепившись за спусковой рычаг, ведешь огонь по врагу. Кто кого? Из-за потери бойцов наш батальон с 22-го июня несколько раз пополнялся новыми бойцами и пулеметами. На седьмом налете вражеских самолетов близко разорвалась бомба. Машину опрокинуло, передние колеса были оторваны, нас снесло с платформы кузова, засыпало землей. Тяжело раненный Гребенюк Миша с Полтавщины, умирая, подносит землю к губам, целует, называет «наша мамо». Так комсомолец, пулеметчик первый номер Гребенюк Миша погиб, защищая нашу Родину. Примерно 8-го или 9-го июля мы стали отходить от Каменца-Подольского. На рубеже Смотричи — Дунаевцы — Жванчик наши артиллеристы 45-миллиметровых пушек с открытых позиций уничтожили более десяти вражеских танков, а мы уничтожили пехоту, следующую за ними. Немцы отступили. На второй день — приказ: отходить вновь. Враг был хорошо оснащен боевой техникой: самолетами, танками, преобладал в живой силе. Каждая высота, населенный пункт, лес, водная преграда, да и сама дорога, по которой отходили, были для нас рубежом обороны. Все оружие, боеприпасы, снаряжение пехотные войска несли на себе, весь транспорт был отдан под эвакуацию раненых. Жители говорили нам: «Сыночки, что же вы оставляете нас под немца-супостата?» Мы отвечали: «Мы вернемся, разобьем немцев!» Бои шли ожесточенные. Михайловка, Проскуров, Державин, Жмеринка, Миргород, Бар, Винница, Погребище, Монастырище, Христиновка… Здесь, под Христиновкой, войска 6-й и 12-й армий соединились в одну группировку войск Юго-Западного фронта. Через много лет, в 1981 году, я узнал от поэта Евгения Долматовского, который в тот период находился в войсках шестой Армии как корреспондент газеты, что танки с наших позиций были переправлены на оборону Киева, а мы защищали дальние подступы к Киеву. Чем? В большинстве случаев одним энтузиазмом... При выходе из окружения северо-восточнее Христиновки и Умани, у местечка Ивановцы, в бою я был ранен, контужен и взят в плен. Далее потянулись кошмарные дни моего и таких, как я, пребывания в плену. Вот отдельные штрихи воспоминаний этого времени, памятного на всю жизнь. Раненых бьют прикладом, тыкают стволом, отбирают у них ремни, бинокль, часы, компас. Гонят, хромаем, держимся друг за друга. На дороге, проходящей через хутор в несколько домов, сидят военнопленные — колонна в несколько сот человек. Многие в нижнем белье. Нас присоединили к этой колонне. Утром 27 июня 1941 года оказались рядом с военврачом. Спрашивает: «Вы вели бой?» — отвечаю: «Да. Выходил из окружения отряд 67 человек. Рассчитывали прорваться. Осталось семь человек — шесть красноармейцев и я». Военврач сломал свою палку, на которую опирался (тоже ранен), наложил на ногу мне палку, лангет, а моей нижней рубашкой забинтовал. Спрашиваю военврача: — Почему в нижнем белье бойцы? — Немцы захватили дивизионный госпиталь. Немцы строят колонну. С грузовой автомашины немец говорит: «Сталин бросил вас, Гитлер освободил. Киев наш. Москву возьмем, утопим в воде коммунистов и юдов — евреев!» Разъединив ряды колонн метра на два, немцы идут по рядам, обыскивают, срывают знаки различия. У кого находили ордена, удостоверения членов партии, комсомола, убивали в строю. Я первую обложку своего партбилета съел, остальные листы разорвал, опираясь на товарищей, выкопал ногой ямку, бросил в нее разорванные листы билета и затоптал. Все успел сделать до обыска. Немцы, проходили по рядам, опознавали личности евреев: «Ты юда?» — избивали, выталкивали из колонны. Вывели из колонны 26 человек, а среди них, может, и не все были евреи, заставили вырыть яму — могилу. Перед этой ямой всех расстреляли. Туда же снесли всех убитых в строю. С первых минут мы поняли, что такое плен, что такое фашизм! Остаться Человеком было моей главной задачей. В лагере Замостье (Польша) до конца ноября 1941 года в офицерском лагере находилось 325 пленных. Было еще два лагеря военнопленных рядового состава. Карточек на пленных не заводили, счет шел в строю, сколько пригнали пленных. И ежедневно утром на поверке считали, сколько живых и сколько мертвых: расстрелянных и умерших от голода, избиений, от болезней (тифа, дизентерии). Три раза попадал на кладбище по захоронению умерших. Один раз в 1941 году и два раза в 1942 году. Рылась яма метра три шириной и метров 15-20 длиной. Таких ям было девять. После обеда сюда свозились со всех лагерей трупы, складывали голова к голове, засыпали землей только головы и, когда могила заполнялась полностью, засыпали землей. На кладбище ежедневно гоняли человек 100-150. Одни кирковали землю, другие руками накладывали землю в подолы шинелей, бушлатов, гимнастерок и вытаскивали наверх. Так шла работа — конвейером. Кто захоронен в этих ямах? Кто они? Как их фамилии — неизвестно. Так было и в других лагерях: Умань, Винница, Холм. Я прошел через девять лагерей. Через польский офицерский лагерь Замостье прошло около 12500 человек (С 1.09.1941 года по 29.04.1942 года), осталось в живых 1700 человек. Сюда в конце сентября прислали колонну, в которой находился генерал-лейтенант Дмитрий Михайлович Карбышев, по учебникам которого я учился в училище, а тогда увидел пожилого человека, где-то за 60 лет, невысокого роста, стройного, опрятного, со смуглым продолговатым лицом. Здесь же содержались генералы Иванов, Тонконогов, Музыченко, Огурцов и сын Сталина — Яков. Дмитрий Михайлович выделялся среди всех своей твердой убежденностью и открытыми высказываниями против фашистского режима, уверенностью в разгроме немцев и это в то время, когда наши войска отступали. Четыре раза судьба делала мне своеобразный подарок — личное общение с Генералом. В лагере я дружил с капитаном Дмитрием Александровичем Красновым (москвич), окончил академию им. Фрунзе, знал Дмитрия Карбышева как преподавателя. На плацу мы оказались рядом с Карбышевым. В разговоре Краснов и полковник Алексеев, указывая на меня, говорят Карбышеву: «Вот его, доходягу, били в канцелярии лагеря и купали водой». Карбышев смотрит на меня, спрашивает: «За что били?» — В бараке говорил, услышав Ваши слова, что немцы… будут разгромлены. Победа будет наша, — ответил я. — Стукач донес, его разоблачили и придушили. — Правильно сделали, — сказал Карбышев, — многие могли быть преданы. Да, победа будет наша! Карбышев стал расспрашивать меня, откуда родом, что окончил, на каком фронте был, имею ли семью. И когда я сказал, что из Куйбышева, он говорит, что был в этих местах на Восточном фронте при разгроме контрреволюции и армии Колчака. Победим и сейчас, хотя немцы вторглись глубоко на нашу территорию, они будут разгромлены. Победа будет за нами... Нас не покидала мысль о побеге. Мы стали готовиться к нему. Под руководством Карбышева из лагеря был сделан подкоп. Но машина, развозящая столбы для дополнительного ограждения лагеря, провалилась в подкоп, и он был обнаружен. Двадцать девятого апреля 1942 года нас срочно из этого лагеря увезли в тюрьму «Святой крест» на расследование. В тюрьме среди нас Карбышева не было. В июле нас привезли в лагерь Хаммельбург (Германия). Мы не узнавали сами себя; немытые, обросшие, с массой вшей в одежде, в своих испражнениях — ведь нас везли несколько суток. Загнали в душ. Все, что на нас было, сбросили, складывая по предметно. Остригли. Обработали дважды креазотной эмульсией. Надели робу, на спине которой масляной краской нарисовали красный круг, в кругу надпись по-немецки «Советский Союз». Из строя вышел в тебя стрельба без предупреждения. На ногах — колодки, на шее — гайтан с алюминиевой планкой — «офицерский лагерь 13-Д». У тебя теперь нет ни Родины, ни фамилии, ни имени. Ты — номер. Тебя будут вызывать только по номеру. Не знаешь немецкий язык, все издевательства будут на твоей голове и спине... Через проволочное заграждение мы увидели Карбышева. Выглядел больным. Говорил: «Москва, Ленинград, наши. Красная Армия приобрела опыт ведения войны, новые самолеты, танки. Победа будет наша! Бегите! Вас ждет Родина. Вас увезут в другие лагеря, как рабочую силу. Работайте плохо, саботируйте. В лагере с пленными немцы ведут агитацию, затем — в карательные отряды. Разъясняйте товарищам: не поддаваться на посулы и обещания! Не записывайтесь! Не будьте предателями Родины! Родиной не торгуют! У вас дома семьи, вас ждут!» Больше Карбышева не видел. Но его слова: «Помните о Родине!» — передавались и в других лагерях. Узники концлагерей из других стран, других национальностей поражались стойкости и силе духа советских солдат. Что нас притягивало? Что мы видели в Карбышеве? Человек высокой культуры, хорошо знающий военное дело. Оценивал в стратегическом плане ход военных действий с твердой уверенностью, что в итоге войны победа будет наша, несмотря на то, что немцы захватили большую часть нашей территории. Объяснял обстановку на фронте, отвечал на вопросы. Карбышев не скрывал, что он коммунист. Он открыто ненавидел фашизм. Генерал как человек был общителен и независимо от звания, должности, возраста, своего здоровья уважал и ценил товарищеские взаимоотношения. Пользовался большим авторитетом людей, содержащихся в фашистских лагерях, особо не уважал услужничество, говорил: «Здесь все равны». В общении он быстро разбирался в идеологическом и моральном облике человека, соответственно реагируя на него. Он презирал трусов, предателей, борзых писак, порочащих свою Родину, открыто высказывал свое мнение. Поддерживал людей малодушных, растерявшихся, оказавшись в плену, требовал быть достойными бойцами, командирами Красной Армии, не пасть на колени перед врагом. Предпочти смерть измене!! Находясь в аду, Карбышев своим словом, не оглядываясь на последствия для себя, защищал людей! Скольким тысячам военнопленных словом ненависти к фашизму он как бы вторично дал жизнь, воодушевляя узника, пробуждая в нем чувство человеческой гордости. «Ты воин, а не ползущее существо, привезенное в фашистский лагерь», — убеждал он. Люди-узники, воодушевленные верой в сказанные слова Карбышева, становились сплоченнее, помогали друг другу, продолжали борьбу. Дмитрий Карбышев еще в юности, раз в жизни, выбрал, себе специальность: быть солдатом, защитником Отечества. От мальчика-кадета до генерала он остался верен своему долгу, принятой присяге, остался сыном своей Родины до последнего шага в бессмертие. В этом подвиге: мужество, доблесть, преданность и величие поступка человека — воина-коммуниста перед Родиной. Вот за это немцы казнили Карбышева. Наконец, попал я в один из филиалов лагеря Маутхаузена, того самого, где погиб Дмитрий Михайлович. Работа была тяжелой, а кормили баландой, мы все были похожи на движущиеся, обтянутые кожей скелеты. Даже после смерти издевательства не кончались. Кожа шла на изготовление абажуров, дамских сумочек, а кости, после переработки, вывозили в поля для удобрения. А еще из еле живых военнопленных выкачивали кровь. Весной 1945 года, вместе с капитаном Д.А. Красновым мы бежали. Попали в американскую зону. Американцы, узнав, что мы советские офицеры стали нас угощать виски, хлебом, котлетами и прочей снедью. Потом пришел капрал и мы с Красновым поняли, что мы попали в новый плен и ночью бежали от них, спустившись на лодке по Дунаю. Попал я на наш бронекатер 411, где командиром был Герой Советского Союза капитан — лейтенант Прокопенко. С мая 1945 года проходил проверку, в декабре был демобилизован».. После войны были найдены записи фашистов о Д.М. Карбышеве: «Это крупнейший советский фортификатор, кадровый офицер старой русской армии, человек, которому перевалило за 60 лет, оказался… фанатически преданным идее верности воинскому долгу и патриотизму…». А ведь фашисты обещали ему не только жизнь, но и портфель военного министра «новой России». Но Генерал не склонил головы перед врагом, не предал Родину.. После войны, вернувшись домой, Сергей Васильевич много работал в архивах над материалами с «карбышевцами» школ № 163 и №28 о пребывании в 1919 году на Восточном фронте и проживании в Самаре Дмитрия Михайловича Карбышева. И только 26 мая 1990 года на здании дома по улице Венцека, 67 была установлена мемориальная доска: «В этом здании в 1919 году размещалось военное Управление военно-полевого строительства Восточного фронта, начальником которого был генера-лейтенант инженерных войск, Герой Советского Союза Дмитрий Михайлович Карбышев» Всю жизнь Сергей Васильевич по крупицам собирал все, что относилось к Дмитрию Михайловичу Карбышеву — его Генералу. Память тревожила его постоянно, он считал, что знать о том, что приносит война народу и не забывать об этом должны все и особенно молодежь. Во дворе школы №163 установлена памятная стела с бюстом Д.М. Карбышева; перелистано множество папок в различных архивах, пока была найдена квартира, где в Самаре проживал Дмитрий Михайлович; установлена мемориальная доска на здании полевого строительного управления №6, начальником которого он был. Одна из улиц города носит имя Дмитрия Карбышева. С 1996 года фактически вся документация С.В. Соболькова о пребывании Д.М. Карбышева в Самаре и руководстве 6-м Военно — полевым управлением при Восточном фронте сосредотачивается в музее школы № 28, среди них: «высочайший приказ о награждениях, 1904г.»; «свидетельство о ранении 1915г.»; схемы укрепрайонов 1918-1919гг.; «заседание Президиума Самарского Губисполкома Советов, 1918г.»; «приказ № 1 Реввоенсовета г. Самара, 1919г.»; «хронологическая справка о пребывании в плену генерал-лейтенанта инженерных войск Д.М. Карбышева, 1946г.»; справки из БТИ г. Куйбышева, 1986г. и др. Вот итог многолетних поисков сначала одного Сергея Васильевича, а потом вместе с ребятами из группы «карбышевцев». Сергей Васильевич переписывался с дочерью генерала, Еленой Дмитриевной Карбышевой и со школами России, где есть музеи его Генерала. Он не говорил о патриотизме, но его дела были пронизаны любовью к своему Генералу, к Родине, к своему народу. Памятник Д. М. Карбышеву создавался с 1978 по 1993г, изготавливался под Москвой, установлен в г. Самара, в парке 30-летия Победы. Руководил подготовкой и изготовлением С. В. Собольков — бывший узник фашистских концлагерей. Перед нами бюст Д.М. Карбышева, стоящий на стремящемся ввысь гранитном постаменте тёмно-красного цвета. Выложенные сверху плиты из светло-серого мрамора как бы запечатлевают последние минуты мучительной гибели Генерала под ледяными струями воды. Взгляд генерала глубок и уверен, твёрд и несокрушим. Он олицетворяет собой терпение, стойкость, мужество и самоотверженность всего советского народа в годы Великой Отечественной войны. 9 мая 1993 года в самарском парке Победы встретились застывший навеки в граните Генерал и верный всю свою жизнь его заветам старший лейтенант в отставке Собольков Сергей Васильевич. Сергей Васильевич ушел из жизни 9 ноября 2005 года и похоронен на кладбище Рубежное.