Московская битва

Резаев Ефим Егорович

Дата рождения: марта 1923
Место рождения: деревня Васильевка

Война… Мы, счастливые дети, выросшие в уже вновь отстроенных городах и не слышавшие разрывов снарядов, до сих пор слышим ее отголоски в рассказах наших прадедов и в оставшихся свидетельствах в виде писем, документов, дневников. Страшно подумать, что пережили люди, на долю которых выпало это нелегкое время. Разруха, голод, потеря близких – все это отложило неизгладимый отпечаток в памяти тех, кто пережил эти годы. И сегодня, листая страницы истории, мы должны помнить об этом и чтить память героев войны.  Держу в руках маленькую истрепанную книжку и чувствую связь времен. Прочитанные строки мгновенно переносят меня на расстояние в семьдесят лет. Туда, назад, в страшное прошлое. Это дневник моего прадеда. Здесь он описывает свой уход на войну, первый бой, псих-атаку и многое другое. Прочитывая, я как будто иду по этим страницам вместе с ним и переживаю те же эмоции, которые, наверное, чувствовал он. Это была ВОЙНА. Мой прадед, Резаев Ефим Егорович, ушел на войну совсем молодым. Родился он в 1923 году в д. Васильевка Куюргазинского района. Был призван в марте 1942 года.Ему было всего 19. Их направляли на обучение и потом сразу в бой. Вот как он описывает это в своем дневнике:«В 1942г. 15 марта призван в армию. Шли пешком до Стерлитамака, питались домашним запасом (сухари) и т.д. Одеты тоже в домашнем, не всем хватило обуви дойти до места сбора и учебы. Кто обут был в лапти, сносились на ходу. Приходилось ходить в лес рубить липовые палки, обдирать их и изготавливать обувь, кто был специалист по этому делу. Учился я пулеметчиком. В августе месяце нас помыли и одели, повезли  на фронт без оружия. Высадили в Тульской области. Здесь провели практические занятия с боевыми стрельбами. На станции узловой была встреча с «противником». После занятий нас всех собрали для разбора (был приготовлен сюрприз). Где мы должны собраться с четырех сторон в определенное время должны специальные люди взорвать взрывчатку. Часовой, который охранял это место, ушел в деревню. В это время мы проходили по этому месту и пострадало несколько (человек) солдат. Были и убитые. Вот так мы получили боевое крещение от своих (товарищей). После разбора занятий нам показали хороший концерт в кузове автомашины. Потом мы пешком маршем пошли к Дону, переправились на ту сторону и в 30 километрахот города заняли оборону.»  Вот так молодые мальчишки, такие же как мой прадед, уходили воевать за Родину, вместо того, чтобы поступать в институты. Представляю, как страшно им было под пулями и бомбами. О чем они думали в эти минуты? Они, молодые герои, шли на войну, оставив дома свои несбывшиеся мечты, с одной лишь целью – защищать свою Родину. И как страшен был первый бой для еще необстрелянных бойцов. Это и растерянность, и волнение. Как молодой, еще неустойчивой психике противостоять этому? Как преодолеть этот страх перед летящей кругом смертью? У меня в голове не укладывается, как они, почти наши ровесники, выдерживали все это. Вот как мой прадед описывает свой первый бой:«. Продолжали отходить по направлению к Дону. Не успела пролететь эта мысль, как посыпались на нас немецкие снаряды. После первого же взрыва нас развернули в боевую готовность, ссадили пулеметы. Не успела отъехать наша повозка, немецкий снаряд взорвался под ногами лошадей, ранило и нашего ездового. Не говоря о лошадях, они сразу полегли. Нас парализовало, патроноподносчики  забыли коробки с патронами в повозке, мы остались без командования и без патронов. И стрелять не знай куда. Откуда-то из-за горы сыпят снаряды. То ли мины взрывались. После каждого взрыва невольно скашивало с ног. Мы не понимали. Немецкая мина взрывалась – мы падали, наши пушки стреляли – тоже падали. Прятаться было негде. Донские степи ровные, чистые. Так мы получили первое боевое крещение. Но пулемет мы вдвоем с товарищем не бросили на поле боя. С большими трудами (довезли) донесли до Дона. Но здесь оказалось, что переправа разбита. Мы сняли две двери с колхозного двора и решили переправить его через Дон. Но немец занял высоту над Доном и стал обстреливать плывших на ту сторону людей. Не только плыть, даже невозможно было голову поднять с под берега. Здесь мы встретились с политруком Пономаренко. По его указанию мы стали готовиться к обороне – чистить пулемет, который был весь в песку и без патрон. Мимо нас пробежал батальонный комиссар, фамилии я не помню. Не успел он пробежать несколько шагов по Дону, был убит и понесло его водой. В это время я видел геройство одного старшины нашей роты. Он подобрал брошенный кем-то пулемет и, повернув его по противнику, открыл огонь. Но после нескольких очередей был ранен и прекратил огонь. Опустил голову. Немного погодя он снова поднялся и открыл огонь. И снова опустился. Не знаю, еще был ранен или от первой боли. Немного полежав, он снова поднялся и в третий раз. Погрозив рукой в сторону противника, открыл огонь. На этот раз он был поражен смертельно. Больше не поднимался. Он у меня как сейчас стоит перед глазами. Среднего роста, неприглядный на вид. С короткой шеей, с узкими глазами. Спокойный, неуклюжий, бесхитростный. Солдатский паек не воровал, пользовался авторитетом у солдат, но командиры почему-то частенько поругивали его за нерасторопность точно не знали героя. Еще не предвиделось, как он покажет себя в бою. Этот случай видели мы с товарищами. Может, он неизвестен до сих пор. В такой суматохе и панике он был воодушевлен к победе Советских войск и до последней капли крови оставался предан Родине. Мы пролежали под берегом почти до вечера недвижимые и без патрон. Потом к нам подползли два советских командира. В руках у них было белье. Один предложил мне :«плыви». Я сказал, что не умею. Потом они поплыли один за другим. Когда они доплыли почти до середины, и я поплыл. Перед этим я снял замок с пулемета, завернул его в белье и сунул его под один более заметный куст вблизи от берега и пулемета. Я завязал гимнастерку на шею, где были документы и поплыл. На той стороне берег был крутой как стена. С него торчали размытые корни  и была причалена большая лодка. Я еле успел ухватиться руками . У меня свело ноги судорогой. Я все же добрался до берега и оттер ноги. Отошли. Я по корням обкатался песком и выкарабкался на берег. На берегу нельзя было ступить голой ногой. Росла колючая трава верблюжий корм. Немного пройдя, я встретил земляка Феофана Семенова. До войны он работал в Мурапталовском совхозе скотоводом. Стало веселее. Здесь мы встретили еще одно препятствие. Старое русло Дона. На берегу оружие, обмундирование. Оделись, вооружились, взяли ручной пулемет и винтовку. Пошли в обход. Нам повезло. Нашли переход неглубокий по камням. Прошли. На той стороне была деревня, я не помню как называлась. Жителей не было. Только одну престарелую тетку удалось встретить. Мы у нее спросили кушать. Она нам сказала: «Сыночки, вы не первые. Здесь уже целую неделю бегут голые как мать родила». Мы с товарищем, чтоб не попасть в плен, решили спрятаться для ночевки в меже. Дежурили поочередно, но к утру заснули оба. Когда проснулись, увидели двух верховых. Это были наши, собирали бегущих солдат и командиров. Дали нам адрес. Это было недалеко. Мы направились туда, нас догнала легковая машина. В ней сидел командир дивизии или выше, точно не знаю. Он спросил, кто мы и с какой части. Ответили. Где ваше оружие, где командир? У одного из нас не было оружия, мы его догнали по пути. Он сказал, чтоб оружие было и поехал дальше. Впереди нас, чуть видно, эта же машина догнала еще одного человека. Что говорили они, мы не знаем, но факт то, что он собственноручно застрелил этого человека. За что, мы не знаем. Можно предполагать, что у него не было оружия. Видимо, он был командир, расстрелял солдат, может, еще что нагрубил. Мы проходили мимо него, он лежал недвижим. Скоро мы достигли назначенного пункта. Это была лощина, поросшая кустарником и деревьями. Здесь кто варил в котелке мясо, кто спал, кто курил. В общем, полный произвол. Питания и одежи всего сколько хочешь. Только не было оружия. Здесь я встретился с политруком Пономаренко. Так были рады этой встрече. Так как нас с пулеметной роты нас было всего двое он да я. Точно не помню. Может, еще подошли кто-нибудь. Здесь мы отдохнули дня два и повели нас к Дону доставать оружие.»Поражает строгость военных порядков того времени. Без оружия и без документов просто расстреливали. Чувство ответственности должно было быть в каждом в то нелегкое время. Ведь противник был совсем рядом и каждый необдуманный шаг стоил жизни. Ведь враг не останавливался ни перед чем. Не щадили стариков и детей, не говоря уже о солдатах. А какие психологические атаки устраивали фашисты. Забрасывали листовками с ложными обещаниями, давили массовыми атаками, посылая впереди священников.  «Это немцу не понравилось. Он решил уничтожить нас. Пустил самолеты. Сколько их было, не знаю. Одни взлетали, другие бомбили, третьи садились за горой и снова вооружались и взлетали. Это продолжалось с утра и почти до обеда, а потом стали стрелять из артиллерии всех видов и, надеясь, что все уничтожено, пустили танки и пехоту, которая шла в рост и бок о бок в несколько рядов. Шли, видимо, с иконами. Поп или еще какой заместитель. Шли они чинно, без колебаний. Видимо, подпоенные водкой. Это называлось психатака.» Интересно прадед описывает, как фашисты тряслись при одном упоминании о Катюше. Им казалось, что это какое-то страшное и невиданное чудо встало на защиту нашей земли. «  Не только они, но и русские умеют воевать, да еще как! С Катюшами, которую немцы хоть перед смертью просили показать – вид ее, красоту. Ну а силу испытали на собственной шкуре». Мой прадед не дошел до Берлина. Был тяжело ранен в область сердца. Но тот путь, который он прошел на войне, отмечен боями и наградами. Награжден медалью «За оборону Сталинграда», орденами «Великой Отечественной Войны» и «Красной звезды». Сохранился даже купон на выплату вознаграждения за медаль.  В госпитале прадед пролежал долго, сохранилась фотография, где он выступает в ансамбле. Он играл на гармони.  Очень мало сведений сохранилось о моем прадедушке. И рассказать некому. Не любил он вспоминать те времена. Мама говорит, что он часто вечерами сидел на крыльце и смотрел на звезды. Может, смотря на них, он вспоминал погибших товарищей? Сейчас об этом никак не узнать. Его не стало, когда мне был всего один год. Их так мало осталось, тех мальчишек, отвоевавших на расстоянии в семьдесят лет назад. И как мы благодарны им, геройски отстоявшим нашу Родину, ценою своих молодых жизней. Вечная им память!!!

Документы