Часто представляю фотографию, на которой стройный человек в ватнике с рубанком в руках, перед ним  верстак, на котором лежат доски. Я не помню кого-нибудь, кто бы мог не любить этого человека. Мой дедушка, Иван Васильевич Колесниченко, запечатлен на той фотографии. Человек, участвовавший в двух войнах. С первой возвращался из Франции через Дальний Восток, нам, еще маленьким рассказывал мало, один раз. Ничего не рассказывал нам о Великой Отечественной войне. Знаем о некоторых событиях и тяжестях, пришедшихся на его долю, от мамы. Больше всего помню о том, какое не простое положение было у солдат, находившихся в т.н. втором обозе: сам погибай, а лошадь спаси, сам голодай, а корм лошади найди. А где, на Кавказе, сено: на деревьях, заготовленное карачаевцами, черкесами, которых, к несчастью для народов,  отправили в ссылку. Но оставшиеся горцы мстили, могли выстрелить в спину. И ценой сена для лошади могла стать жизнь солдатская. Как выжил, когда его откапывали товарищи, заваленного землей, благодаря каске. Но есть и то, о чем мне даже не приходилось читать где-либо, несмотря на то, что читала очень много и разного. В конце войны всех мастеровых, а дедушка был прекрасный столяр, строитель, строил почти в одиночку, дома, делал мебель (даже для наших кукол делалась настоящая мебель, что там Барби), приписали поднимать Новороссийск. Были собраны солдаты разных национальностей. И когда из армии солдаты его года рождения, выжившие, были демобилизованы, строителей не отпускали. Но дело не столько в этом. Их не кормили, а где в разрушенном городе найдет такая масса людей пропитание? Дедушка рассказывал (но не нам, а своим детям, знаем от мамы, тетей), что казахи варили в котлах какое-то варево, от запаха просто плохо становилось, ели, и были случаи, умирали, часто. Дедушка выжил потому, что старшая дочь, еле сохранив в пути собранный бабушкой кое- как чемодан с продуктами (ведь дома три дочери, сын), привезла продукты отцу.Дедушка не любил рассказывать о войне при нас, слишком тяжелые, полагаю, воспоминания.А мы все, а внуков, родных, у дедушки и бабушки было много – 11 человек, любили и чтили дедушку, вот просто так, не за деньги, их не было, не за подарки. Бессеребряная любовь.Позже, когда дедушку хоронили, было очень много народа, я узнала, что дедушка был уважаемым человеком в баптистской общине, его открыто хоронили, с положенными песнопениями. Странным фактом является то, что наш отец, коммунист до мозга костей, с которым об этом и не говорили (а он в этих вопросах был молчун, но непримиримый атеист),  воспринял это либо молча, либо, как должное. Разные люди, но дедушка считал нашего отца любимым зятем . А отец никогда не забывал, когда довелось даже за границей бывать, привозить подарки и дедушке. Помню, что для последнего это было так важно.Летом мама ездила на сессию, поэтому нас с младшей сестрой надолго отправляли к бабушке и дедушке.  Часто вспоминаю: открывается калитка и входит такой высокий, стройный с седыми усами в серо-белом «парусиновом» костюме, такой же шляпе наш красивый, добрый и строгий дедушка. Таким красивым он, как я позже узнала, ходил на собрания в общину. В моих воспоминаях этой картины я называю своего дедушку "франт", таким безупречно прекрасным и добрым он воспринимался мной. Таковым для меня и остался.Кто лечил и лечит простых людей? О том, что у дедушки рак, врач сказала за несколько дней до конца.Остается только сказать : простите, мои прародители и родители, что сохраняя всегда вас в памяти, не могу бывать на могилах, так далеко занесла судьба, или глупость. Пока помним, и вы живете. Наверное, важней, что в душе и в памяти. К сожалению, я не верю в существование рая, но, если он, все-таки, есть, то наш Иван Васильевич видится мне все в том же белом костюме и шляпе. И так хочется, встретив его ТАМ,  сказать то, что не позволил бы себе в детстве: здравствуй, дорогой мой франт.  Дедушка, которым ты сохранился в моей памяти.