Автобиография Чинишлова Павла Александровича (выдержки)
       
       В 1940 году я окончил восемь классов, а так как науки благодаря хорошей памяти мне давались легко, поступил в землеустроительный техникум. В 1941 году окончил первый курс и прошел производственную практику. 
       Когда началась война, я ни о какой учебе в такое трудное для Родины время я уже думать не мог, потому сразу же пошел работать на эвакуированный из Таганрога военный завод №347 им. Молотова. Директором завода был Яблоков. Меня направили в первый цех и закрепили за токарем, для обучения. Очень часто, потому как оборудование и станки продолжали поступать в Петропавловск, нас отрывали от станка и посылали на разгрузку. В конце 1941 года мне присвоили 3 разряд токаря, но молодежь по-прежнему опекали квалифицированные рабочие. И мы без всякого стеснения обращались к ним за помощью в трудных ситуациях. Работать пришлось на токарном станке ДИП-300, изготовлял чугунные мины к 82-миллиметровому миномету и стальные снаряды к 45-миллиметровому орудию. Потом, много позднее, когда уже воевал, я много раз, глядя на снаряды своей 45-миллимитровой пушки, думал, а не эти ли снаряды, что делал в Петропавловске, отправляю врагу «на закуску».
       Но отметить 18-летие в тылу не пришлось. В июне 1942 года меня призвали в армию. Посадили новобранцев в вагоны и направили в Ташкентское пулеметно-минометное училище. Курсантов набралось много, 20 рот по сто двадцать человек в каждой. Я был в последней, 20-ой. Тех, кто имел среднее образование, распределили в 19-ю. Мы их, шутя, называли «академиками». В училище сполна испытал на себе всю «прелесть» Суворовской поговорки: «Тяжело в ученье - легко в бою!». Целый месяц не расставался с двуногой от 82-миллиметровой миномета. Весь день ползаешь по степи на брюхе по-пластунски, а вечером вытаскиваешь из окровавленных коленей и локтей мерзкие колючки. Еще более изнурительными были марш-броски, сначала на 10, а потом на 20,30 и 40 километров. Сперва налегке, затем с матчастью и преодолением полосы препятствий, а в последствии и со стрельбами. Вот, когда мне пригодилась физическая подготовка! Без нее я бы не выдержал.
       Все занятия проводились на свежем воздухе, и только одно — по социально-экономическим вопросам - в казарме. Зима 1942-1943 года выдалась очень холодной, морозы до 30 градусов. Но еще хуже оказалась «гнилая» осень. Мы как раз приняли присягу и нам выдали обмундирование. На голове шляпы цвета хаки и гимнастерки с брюками такие же. Шинель - зеленая, на ногах ботинки из козлиной кожи, на подошве металлические шипы и 2-метровые обмотки, тоже желтые. Промокало иранское обмундирование насквозь, бывало, стоишь и чувствуешь, как вода по спине бежит прямо в ботинки. Жили в летних казармах из тонких досок. Внутри двухъярусные нары, все печи - на пломбах. За всю осень и зиму их так и не затопили, потому как был специальный приказ: максимально приблизить обстановку к фронтовым условиям. Так что спать ложились, укрываясь тонким одеялом и мокрой шинелью.
       Как только погода установилась, начальник училища полковник Мешочкин приказал организовать состязание между ротами, совершив марш-бросок на 40 километров с преодолением штурмовой полосы. Наша рота показала лучшее время, обскакав даже «академиков» из 19-й. Так была одержана первая победа. На плацу построили все училище, мне и моим товарищам торжественно вручили кирзовые сапоги. Мы щеголяли в них несколько дней, а потом «кирзачи» выдали всем курсантам.
       Пролетели, как один большой день, шесть месяцев учебы. Стали сдавать экзамены и уже готовились примерять первые знаки офицерского отличия - петлички младших лейтенантов, но в связи с тяжелым положением наших войск под Сталинградом, было принято решение об отправке курсантов (и не только нашего училища) без присвоения званий. В ноябре 1942 года нам выдали зимнее обмундирование: шапки, белые полушубки, валенки - и погрузили в эшелон, в каждом вагоне по 45 человек. Одну половину эшелона занимали курсанты, а другую — мобилизованное местное население (узбеки). Ехали по Турксибу на запад очень медленно, на одной из станций Западно-Казахстанской области простояли 13 суток. Оказалось, под Сталинградом враг разбит, и нам следует двигаться в другом направлении.
ПЕРВЫЙ БОЙ, ПЕРВАЯ МЕДАЛЬ
       Так я оказался в Воронежской области, на станции Левая Россошь. Здесь располагались дивизии, понесшие под Сталинградом огромные потери, и ждавшие пополнения личного состава. Нас направили в 932 стрелковый полк 252 стрелковой дивизии 53-ей армии. В связи с тем, что все минометные подразделения были укомплектованы, меня направили наводчиком орудия в батарею 45-миллиметровых пушек, звание присвоили - сержант. Пришлось срочно переучиваться. Тут я понял, что при правильно установленном прицеле пушка по меткости сродни снайперской винтовке. Мои земляки из 19-ой роты (академики) попали в подразделение 120-мм минометов, воевали в Румынии, Венгрии и благополучно закончили войну. А мой товарищ Вениамин Холоднов дошел до Победы без единой царапины, да и другие тоже.
       В мае 1943 года уже полностью укомплектованные подразделения стали подтягивать к Курской дуге. Наша батарея еще месяц находилась на территории Воронежской области, потому как из Монголии не пригнали лошадей. Как только они появились, стали их обучать возить орудия. Кругом война, боль, страдания. Можно ранить, убить солдата, но чувство юмора, шутку и смех - никогда. Гнедой мерин, закрепленный за нашим орудием, оказался таким своенравным, что никак не хотел ходить в упряжке, постоянно убегал из расположения батареи. Вскоре весь полк знал о «дикой» лошади. Приходили коневоды из других подразделений, давали дельные советы, пытались сами воздействовать на строптивого, но никто так и не смог обучить. Кто-то из них в сердцах обронил: «Не конь, а чистый Гитлер!». Последним, кто попытался сбить спесь с гнедого, был старшина нашей батареи, кадровик, дальневосточник. Но и ему не повезло, чуть не сломал ноги. Потеряв всякую надежду усмирить Гитлера, поставили его ходить в упряжке с самой ленивой лошадью. Но и здесь норов гнедого не улучшился, а все больше соответствовал прозвищу, он то и дело кусал вяло шагающую лошадь. А мы, смеясь и балагуря, его не только подначивали, но еще и поощряли.
       В конце июня прибыли на место. Нас разместили во втором эшелоне и четко предупредили, чтобы ничем себя не демаскировали, так как гитлеровцы уже успели пристрелять наши позиции. Правдивость этих слов вскоре подтвердилась, даже во втором эшелоне мы понесли потери. Пришлось в срочном порядке окапываться. На высотке вырыть щели, траншеи для личного состава, укрыть и хорошо замаскировать орудие.
       Наше командование знало, что немецкие войска начнут наступление 5 июля. Поэтому решило нанести предварительный удар из артиллерийских орудий, минометов и «катюш» раньше. В результате этого артналета противник понес большие потери и начал наступление на несколько часов позже, чем планировалось. Курская битва была самым большим сражением за всю историю человечества. В ней участвовало с обеих сторон более 4 миллионов человек, тысячи танков, самолетов и десятки тысяч орудий и минометов. На отдельных участках немцы потеснили наши войска на 25-35 километров, прорвав не только линию защиты первого эшелона, но и на нашем участке. Пехота пошла в контратаку и мы, подчиняясь приказу, покатили орудия вручную, чтобы ее поддержать. И здесь наш расчет понес потери. Убит был Халиков, бывший кузнец, тяжело ранен Балтабаев (педагог). Противник отбросил нашу пехоту назад, и нам с их помощью пришлось вернуть орудие на старую позицию. С наступлением темноты бой прекратился.
       Ранним утром шестого июля противник вновь пошел в наступление. Прямо на наше орудие двигался танк, за ним шли автоматчики. Стрелять ему «в лоб» из нашего орудия было бессмысленно. Там такая броня! Благодаря хорошей маскировке, экипаж танка нас не заметил и, повернувшись к нам боком, пошел в другом направлении. В то время у нас уже были новые снаряды, мы звали их «подкалиберными». И вот, оставшись вдвоем с заряжающим Баскаловым, мы выстрелили из своей 45-ки, да так удачно, что танк загорелся. Затем осколочными снарядами заставили отступить и автоматчиков. За тот первый подбитый танк я был представлен и к первой боевой награде — медали «За отвагу».
       Все попытки противника прорвать на нашем участке линию обороны не увенчались успехом. Вскоре фашист и сам перешел к обороне. Подтянув резервы, советские войска вскоре перешли в наступление и освободили города Орел и Белгород. В честь освобождения этих городов правительством был установлен порядок проведения салюта. Наши войска с боями вступили на территорию Украины, а наш фронт вместо Степного стал называться Вторым Украинским. Командовал им маршал Конев.
       В июле наша дивизия уже сражалась за освобождение города Полтава. Особенно ожесточенные бои развернулись в Харьковской области. Сражаясь за хорошо укрепленную станцию Пересечную, наш полк понес большие потери. Из-за сильного пулеметного огня, который вели фашисты из дзота, пехоте пришлось залечь. Мне удалось правильно рассчитать и точно навести прицел. Снаряд, посланный нашим орудием, попал в амбразуру дзота и подавил пулемет противника. Наша пехота поднялась с земли и продолжила наступление.
       Следующим на освободительном пути советских войск был крупный промышленный центр Украины г. Харьков. Нашей 252 дивизии командование армией поставило задачу прорваться через хорошо укрепленный Журавлиный лес и зайти немцам в тыл. Ценой немалых потерь мы эту задачу выполнили. А фашисты под угрозой окружения отступили, и город был освобожден. За успешно проведенную операцию нашей дивизии присвоили звание Харьковская. Я же несколько дней провел в госпитале для легко раненых, слегка «зацепило» руку.
НА «ОСТРОВЕ СМЕРТИ»
       Продолжив наступление, наши войска вышли к Днепру и стали готовиться к его форсированию. Для этого пригодилось все, что могло плыть и держать на себе груз. Нам повезло: выделили понтон, на который погрузили и орудие, и боеприпасы, и личный расчет. С наступлением ночи дивизия начала переправу. Примерно до середины реки все было спокойно, но вскоре нас обнаружили, в воздухе повисли осветительные ракеты, и фашисты открыли сильный огонь из орудий и минометов. Нам повезло, а вот расчету 76-мм орудия судьба приготовила иное. Понтон был пробит и ребята ушли на дно. Благополучно переплыв через Днепр, разгрузили понтон, выкатили орудие и заняли позицию. Только с наступлением утра увидели, что наша дивизия обосновалась на песчаном острове - правый берег реки очень высокий, а рядом протекает небольшой приток Днепра. Впоследствии его назовут «Островом смерти». С высокого берега все позиции просматривались как на ладони, и немцы нас основательно «долбили». Бойцов в буквальном смысле заживо засыпало песком и осколками снарядов, потери были огромные. В таком критическом положении наша дивизия находилась две недели. Мы вздохнули свободно только тогда, когда противник покинул свои позиции. Оказалось, наша дивизия проводила отвлекающий маневр, сковывая тем самым вооруженные силы противника. В том бою я получил осколочное ранение в висок и контузию. Чуть позже во время боевых действий под Кременчугом меня опять ранило, и я был эвакуирован сначала в госпиталь под Харьковом, а затем на Урал. С того времени прошло 65 лет, а последствия тех боев до сих пор дают о себе знать.
       После лечения направили в батальон выздоравливающих, а затем - в 39 стрелковый полк, базирующийся в Акмолинске. Я был командиром взвода, мы обучали прибывающее пополнение, комплектовали маршевые роты и отправляли на фронт. В Акмолинск часто приезжали «покупатели» из различных воинских частей, я тоже рвался на фронт, но доктора все время браковали меня из-за ранения в правую руку. Командир батальона майор Быковский даже запретил мне проходить медкомиссии, так как я практически был годен к нестроевой. Вскоре наш полк перебросили под город Ржев, где мы продолжали готовить кадры для фронта. Два раза меня отправляли в командировки. Участвовал в комплектовании литовской дивизии, где был старшиной комендантской роты.
       Наши войска уходили все дальше на запад, наш 39 полк тоже перебросили в Белоруссию. В западной ее части, а нас расквартировали на ст. Молодечное, проживало много поляков, которые не хотели служить в Червонной армии. Команду из 13 человек, в том числе и меня, направили на сопровождение эшелона поляков для службы в войско Польское. Каждый из нас был старшим по вагону. В феврале 1944 года мы прибыли в город Красник (Польша), где размещалось польское командование, сдали пополнение, отметили День Красной Армии и отправились домой в часть. Бывало, нас привлекали на борьбу с бандеровцами. В одной из таких операций снова был ранен. (ножевое ранение лица. Шрам остался на всю жизнь. Прим. КарамышеваВ.Ю.) Последнее место службы — станция Пуховичи (80 км от Минска). Великий День Победы встретил в госпитале.
       После войны служил в отдельном саперном батальоне 5-ой Орловской орденов Суворова, Кутузова дивизии старшиной роты. 1 января 1947 года вышел указ о демобилизации военнослужащих нашего возраста. Но командующий округа задержал нас еще на 2 месяца, и мы пилили лес для строительства. С большим трудом, с пересадками и долгими часами ожидания 31 марта 1947 года я добрался до дома.